"Алексей Леонтьев. Белая земля " - читать интересную книгу автора

Мы переводим взгляд. Флаг свисает с сумрачной стены серого особняка.
Закрыты жалюзи. В окнах ни души. У подъезда два милиционера в белых
перчатках и сверкающих сапогах. Медная табличка: "Deutshe Botschaft".[6]
У тротуара черная закрытая машина с обвисшим флажком на радиаторе.
Притихшие, проходим мы мимо особняка. Открылась массивная дверь. Пахнуло
холодом. Милиционеры, вытянувшись, взяли под козырек. Вышел высокий военный
в серо-зеленой форме. С ним молодая женщина. Они сели в машину.
Машина сразу тронулась. Упруго натянулся на ветру флажок со свастикой.
За ветровым стеклом, в правом углу белеет картонный прямоугольник с красной
полосой. Надпись: "Проезд всюду".
Мы медленно идем по переулку. Молчим. Логически все понятно. У нас
договор. Они вынуждены приветствовать нас, мы - их.
- Знаешь, - говорит Нина, - свастика встречается еще у древних индийцев
и на античных греческих вазах...
У нее потрясающая способность знать тысячу никому не нужных вещей.
Обычно это меня восхищает. Но не сейчас.
- Идем! - грубо говорю я. - Так мы и к концу демонстрации не успеем!
Нина вскидывает глаза, но не обижается. Мы спешим навстречу рвущимся в
переулок звукам оркестра.
Под аркой нового дома мы выходим на улицу Горького. И здесь мгновенно
забывается встреча в переулке. Сплошной, нескончаемый, во всю ширину недавно
раздвинутой магистрали людской поток. Перебивающий друг друга рев оркестров,
лихой баян, гулкие удары здоровенных ладоней в кругу играющих в "жучка".
- Сашка! - отчаянно кричит кто-то. - Сашка! Колчин!
- Ни-и-нка-а! - визжит девичий голос.
Это наши. Это наш институт. Это свои!
Прорвав оцепление, мы врываемся в колонну. Нину окружают девчата.
- Чур, на новенького! - кричу я, подбегая к играющим в "жучка". - Чур,
на новенького!
Меня пропускают в круг. Я прикрываю глаза, и чья-то дружеская рука, не
жалея сил, бьет в мою подставленную ладонь. Рядом хохочут девчата. Слышу
смех Нины...
Я вскакиваю. Нет, не может быть. Это лишь черная тень, омрачившая нашу
жизнь. Там свои. Там друзья. Они не допустят свастику на улицы Москвы. Я
должен быть с ними. Больше не могу оставаться здесь. Один, на этой чужой
холодной земле...


7

Еще затемно я растопил плиту. Я старался не делать этого днем - дым
могли заметить с большого острова. Сварил густой кулеш из мясных консервов и
овсяного концентрата, открыл паштет и рыбные консервы. Надо было хорошо
позавтракать. Разбудил Риттера. Теперь его состояние небезразлично мне.
Риттер должен сохранить силы до конца пути.
Лейтенант не без удивления оглядел накрытый стол. Но завтраку отдал
должное. Вероятно, решил, что это начало моей капитуляции.
После завтрака мы вышли наружу. Я подвел Риттера к нагруженным саням.
Надел через плечо лямку. Другую протянул лейтенанту.
- Попробуйте, будет ли удобно.