"Алексей Леонтьев. В уездном городке" - читать интересную книгу автора

шить одежду, переплетать книги. Шесть лет каторги научили всему бывшего
студента Киевского политехнического института.
Первый раз Николая арестовали, когда ему было восемнадцать, в девятьсот
пятом, - он вел пропаганду среди солдат гарнизона.
Саша, слушая его, быстренько подсчитала в уме: сейчас ему тридцать
один. Таких они с подругами считали стариками, да и выглядел Николай старше
своих лет, молодила его только улыбка - юношеская, застенчивая...
Почти два года он просидел в одиночке в самом страшном Александровском
каторжном централе. В камере по диагонали было четыре шага. Потом Саша не
раз видела, как занятый своими мыслями Николай часами шагает, заложив руки
назад, по просторному кабинету присяжного поверенного: четыре шага в одну
сторону, четыре шага в другую, круто поворачиваясь каждый раз, будто перед
ним вдруг возникает невидимое препятствие.
Николая переводили из тюрьмы в тюрьму...
В одной из тюрем Николай впервые встретился с Дзержинским. Протестуя
против зверств надзирателей, политические заключенные начали голодовку.
Дзержинский настаивал, чтобы голодовка была "сухой" - самой мучительной и
опасной для жизни. Некоторые колебались, и Феликс Эдмундович, показывая
пример, первым отказался не только от пищи, но и от воды...
Дождь прошел, надо было натягивать непросохшие башмаки. Уже уходя, Саша
заметила в одной из комнат узкую железную койку. Кровать была аккуратно
застелена, но одеяла на ней не было. И у Саши вдруг сжалось сердце при
мысли, что этот человек спит здесь один в громадной пустой квартире,
укрывшись своей обшарпанной шинелью.

Паром словно застыл посреди озера. Только явственней стал колокольный
звон, идущий от монастыря.
Саша почувствовала на себе чей-то взгляд. Она приоткрыла веки и
встретилась глазами с Сергеем. Он рассказывал сидящим вокруг мужикам о
князе, у которого служил раньше шофером, но смотрел на Сашу, и этот взгляд
почему-то тревожил ее.
У него было молодое чистое лицо. Суконная военная рубаха старая, но
опрятная, на ногах солдатские обмотки.
Саша встретила его утром, когда шла к озеру тихой лесной дорогой.
Встретились они настороженно, сейчас время такое, не всегда сразу
поймешь, кто друг, кто враг. Сергей шел, насвистывая "Белой акации гроздья
душистые вновь аромата полны...". На что уж, кажется, старый романс, а
сейчас его поют на марше и бойцы Красной Армии, и белогвардейские полки.
Только слова разные: одни идут в бой "за власть Советов", а другие "за царя,
родину и веру".
Дорогой разговорились. Парень оказался смешливым, на незатейливые
Сашины шутки охотно улыбался, показывая белые крепкие зубы. Рассказал, что
едет из Петрограда к больной матери, которую не видел уже несколько лет. Вез
гостинцы, да в дороге обокрали, вот возвращается домой в чем был, звал Сашу
к себе в гости.
Кажется, ей удалось сыграть роль недалекой девушки из городского
предместья...
На полпути к озеру их догнал автомобиль, в котором ехал Николай с
товарищами из уездной ЧК. Они выехали из города позже Саши. Увидев ее с
попутчиком, пригласили подвезти. Саша застеснялась, стала отказываться, но