"Канал" - читать интересную книгу автора (Дудченко Владимир Алексеевич)Глава седьмаяПехотный батальон египтян пересек вчера вечером Суэцкий канал и совершил рейд в глубь оккупированного Израилем Синайского полуострова. Как сообщил представитель военного командования ОАР, батальон атаковал укрепленные позиции и посты противника на участке фронта между Эль-Баляхом и Исмаилией. В ходе боя израильские войска понесли тяжелые потери в живой силе и технике. Сбит один самолет, а другой поврежден при попытке израильтян оказать поддержку своим войскам с воздуха. Уничтожено несколько израильских танков и бронетранспортеров. Во время операции артиллерия ОАР оказала огневую поддержку египетским войскам и воспрепятствовала подходу подкреплений противника. Успешно выполнив поставленную задачу, батальон сегодня на рассвете вернулся на свою базу. Подполковник Сафват мучился тяжелыми раздумьями. Он уже дважды встречался с русским разведчиком Иваном Петровым, которому передал информацию, выуженную у генерала Хамди. Но ожидаемого результата не было: ни ответа на письмо Ольге, написанное по-русски корявыми буквами, ни даже намека на предполагаемого шпиона в недрах ГШ (в том, что этот хайван крутится в генштабе, у Сафвата не было ни малейшего сомнения!), а достаточно откровенный разговор с земляком еще раз убедил его в этом; куда-то пропал Искяндер, с которым ему не терпелось встретиться… Рота радаров в Фаиде, думал Сафват, это — непрерывные налеты авиации, хоть бы жив остался… Жаль парня, наверное, не отпускают в Каир! Вообще-то странно, продолжал размышлять Сафват, каким образом русские могут вычислить агента, не имея доступа в генштаб? Да, я еще раз расспросил Мустафу Хамди о том самом совещании, на котором обсуждался вопрос о месте и времени форсирования канала моим батальоном. Посторонних, кроме двух сержантов, приносивших чай, там не было. Он, правда, упомянул родственника президента — Мирвана Хасана, заходившего в кабинет на несколько минут. Ну и что? Разве способен этот высокий красавчик, недавний инженер-химик, быть шпионом? Ведь он же стал членом семьи самого Насера! Но как-то неохотно говорил об этом Мирване генерал, вспоминал Сафват, и глаза в сторону отводил… Неужели, подозревает его? Нет, скорее всего, не хочет связываться с советником президента, или — какую там должность он занимает по повелению верховного: советник, помощник, доверенное лицо для особых поручений?… Ладно, Бог с ним, с этим Мирваном, пусть русские думают, решил Сафват, подробную информацию я им дал… А этот Иван Петров интересная личность, эрудирован, прекрасно говорит на арабском… Надо бы напомнить ему насчет письма Ольге. Он достал из кармана фотографию и в который раз стал ее рассматривать. Оля почти не изменилась, только в глазах грусть; Михаил, Миша — моя кровь, замечательный мальчик… А насчет письма, рановато, пожалуй, напоминать: мало еще времени прошло. Сафват докурил сигарету с гашишем, плеснул в стакан немного виски, кинул несколько кубиков льда, поболтал стакан и выпил. Завтра ему предстояло принимать вновь сформированный батальон в той же пехотной бригаде под Суэцем. Видимо, выше батальонного уровня меня никогда не поднимут, подумал он, даже земляк Мустафа не в силах помочь. Я же — копт, хулиган и пьяница! Не надо было лезть на рожон в Йемене, да и позже… А может, пребывание в плену тому причина? Но я потом достойно воевал, потерял батальон, был ранен, в конце концов!.. Сафват, обычный армейский офицер, разумеется, не предполагал, что и его земляк генерал Хамди, и советская военная разведка давно уже вычислили источник утечки секретной информации, которым и был Мирван Хасан, зять президента Насера. Но генералу Хамди, обратившемуся, после некоторых колебаний, к Самиру Шарафу, ближайшему советнику президента и негласному руководителю всех египетских спецслужб, был дан от ворот поворот. — Мирван? — засмеялся Самир и его внушительный живот затрясся. — Ты это серьезно? Не гневи Аллаха, генерал! — Он покрутил свой длинный свисающий ус и, став серьезным, добавил: — Не лезь в эти сферы, Мустафа, занимайся своими делами! С благонадежностью Мирвана все в полном порядке! А информацию твою мы проверим… Самир Шараф, как всегда, лукавил. О Мирване ему было известно практически все и, тем более, о его контактах с Моссадом. Но об этом никто не должен был знать. Потеря пехотного батальона, считал искушенный в политических комбинациях Шараф, ничто, если поставлена долговременная стратегическая задача, от выполнения которой зависит будущее Египта… Так и ушел генерал Хамди ни с чем, вернее, с теми же сомнениями. Ушел, как опплеванный. "Тоже мне «Асад» А каирская резидентура ГРУ гнала по каналу Сафват — Хамди выверенную дезинформацию в генштаб Египта, надеясь с большой долей вероятности, на то, что она утечет через Мирвана в Тель-Авив, а возможно, и за океан, в Лэнгли. Резидентура советской военной разведки, приступив к оперативной игре, пока не знала одного архиважного момента: Самир Шараф уже давно был завербован Вадимом Кирпичевым, нынешним резидентом ПГУ, и, имея возможность прослушивать телефонные разговоры любых египетских чиновников самого высокого ранга, передавал их содержание лично Кирпичеву, второму секретарю посольства СССР, которого давно знал и уважал сам Гамаль Абдель Насер. Впрочем, о негласной конкуренции двух советских спецслужб на территории Египта говорить не имело смысла: каждая из контор выполняла свои специфические задачи, а пересечение их интересов лишь подтверждало взаимосвязь войны и политики… А Мирвана Хасана спецслужбы Египта использовали «втемную», закрывая глаза на гонорары Моссада и, по указанию влиятельного Самира Шарафа, даже не пытаясь установить за ним наружное наблюдение. Наоборот: его допускали во все кабинеты генштаба и разрешили присутствовать на любых совещаниях в министерстве обороны. У генералов складывалось однозначное мнение о том, что президент Насер готовит своему зятю некий значительный пост в высших эшелонах власти в стране. …Несколько дней в Фаиде было тихо. Жара стояла неимоверная, и казалось, это пекло не закончится никогда. Даже короткий переход из мальги до КП роты давался с трудом. Раскаленный песок чувствовался сквозь кожаные подошвы офицерских полусапожек и Полещук с завистью смотрел на неуклюжие солдатские ботинки Агеева на толстой резине. Впрочем, глядя на советника, было понятно, что ему после сибирских морозов тоже весьма нелегко. Тяжело было не только Агееву с Полещуком — от жары страдала вся 6-я рота, включая солдат-выходцев из Верхнего Египта, где на границе с Суданом такая температура — обычное явление. Все сидели в душных мальгах, стараясь не высовываться без нужды. Полещук даже подумал, что временное прекращение воздушных налетов с Синая, возможно, тоже связано с жарой. Хотя какая жара может быть в герметической кабине самолета да еще на высоте 5–6 тысяч метров? Ни малейшего признака прохлады не было и вечером. Полещук, лежа на койке, крутил колесико настройки японского транзистора в поисках Москвы, время от времени прикладываясь к горлышку «улли» с теплой водой, стоявшей возле кровати. Напротив тихонько посапывал Агеев. — Мистер Искяндер! — нарушил тишину громкий голос солдата-посыльного, и в полумраке входа выросла его фигура. — Капитан Набиль вызывает! Срочно! — Что случилось, вахш? — поднялся с кровати Полещук. — Не знаю, мистер! Сказал, что надо позвать русских… Проснулся Агеев и, привстав на кровати, вслушивался в непонятный для него разговор. — Что там? — спросил он и зевнул. — Вечер же уже, поздно… — Не знаю, Юрий Федорович, — ответил Полещук, надевая овероль. — Набиль нас вызывает. Я сейчас сбегаю к нему, а вы пока побудьте тут… Ерунда какая-то… В общем, я побежал, а если что — пришлю за вами солдатика. — Ладно, Саша, — сказал Агеев, еще раз зевнул и, побив кулаком ватную подушку, улегся на кровать. — Ты держи меня в курсе, может, на станции поломка?… В мальге командира роты было двое незнакомцев: один — белобрысый крепыш с солнечными ожогами на лице, явно русский, второй — египтянин. Оба в полевой форме с кобурами пистолетов на брезентовых ремнях. Русский с удивлением посмотрел на Полещука, потом — на Набиля и сказал по-русски, обращаясь к лейтенанту-египтянину: — Скажи ему, что мне нужен советник, русский советник Агеев! — Я — лейтенант Полещук, переводчик Агеева, — сказал Полещук. — Кто вы? — Майор Смирнов, командир дивизиона 75-х. Алексей Юрьевич, — ответил русский, протянув Полещуку руку, и добавил, повернувшись к Набилю: — Надо же! А я подумал, что он — араб! Набиль усмехнулся и сказал: — Это — Искяндер, наш переводчик! А ты, мулязим — Хадыр, эффендем! — сказал лейтенант, отдал честь и пошел к выходу из мальги. — А где мистер Юрий? — спросил Набиль. — Он нам нужен, Искяндер! Срочно! — Пусть солдат сбегает, — ответил Полещук. — Юрий у себя, просто мы не поняли, что случилось… Пока Набиль, неторопливо, в своей манере, вызывал посыльного, а затем объяснял ему, что нужно привести сюда хабира Юрия, Полещук разговаривал с майором Смирновым. — Саша, мы у вас под боком с двумя пусковыми С-75, ну и с подвижным КП и прочим, — объяснял Смирнов. — В общем, понимаешь, засада… У вас здесь удобное место, легко замаскировались, утром будем бить "Фантомы"… — Радостно, конечно, товарищ майор, — с иронией сказал Полещук, поглядывая на Набиля, — насчет «Фантомов». Как я понимаю, завтра вы смоетесь, а нас потом евреи сравняют с землей… — О чем это вы? — спросил командир роты, непонимающе мотая головой. — О "Фантомах"?… — Черт побери, Набиль, — ответил Полещук. — Они же нас подставляют под удар! Можно, я закурю? Набиль кивнул, и Полещук вытащил пачку «Клеопатры», протянул майору-ракетчику. Тот взял сигарету, прикурил от зажигалки Полещука и сказал: — От ваших радаров нам нужна воздушная обстановка, дальше — наше дело! — Он потрогал свой шелушащийся нос. — Где же капитан Агеев? — Я — командир роты! — громко сказал Набиль. — Командую здесь я! И не было никаких указаний насчет вас, уважаемый господин майор! — Он выслушал адекватно эмоциональный перевод Полещука, кивнул и продолжил: — Переводчик правильно сказал — завтра вас здесь не будет, а нашу роту, упаси Аллах, уничтожат! Я не знаю, стоят ли наши станции разведки и целеуказания, контролирующие весь Синай одного сбитого самолета?… Появился запыхавшийся капитан Агеев. — Капитан Агеев, — сказал он, безошибочно обращаясь к советскому майору. — Советник командира роты. Какие проблемы? После того, как командир дивизиона объяснил ему о ракетной засаде рядом с позицией роты, Агееву стало худо. — Товарищ майор, может, чуток подальше переместитесь? — с надеждой спросил он. — Только что станцию из ремонта вернули… И вообще… — Он посмотрел на командира роты, на Полещука, как бы надеясь на то, что они оба смогут повлиять на ситуацию. Раздался зуммер полевого телефона, и капитан Набиль взял трубку. — Да, — сказал он. — Конечно. Они уже здесь. Обеспечим! Хадыр, эффендем! Он воткнул трубку в коричневую пластмассовую коробку ТАИ-43, посмотрел на присутствовавших, и сказал: — Господа, я получил указания лично от командира 8-й дивизии… Сообщаю их вам: обеспечить выполнение боевой задачи зенитно-ракетного подразделения ПВО и действовать в соответствии со складывающейся ситуацией… Набиль вызвал офицеров роты, началась суета; майор Смирнов, кликнув своего переводчика, побежал в сторону места засады. Полещук проводил их взглядом, думая о том, что опасно близко они устроили это дело. Совсем рядом… Эта душная и темная египетская ночь казалось бесконечной. Офицеры во главе с Набилем, благоухавшим французским парфюмом, сгрудились в мальге КП, глядя на плексигласовый планшет и прислушиваясь к словам оператора с наушниками. Отметок не было. Это радовало — израильтяне, видимо, пока ничего не засекли. Подали чай. Полещук закурил сигарету и, глядя на Агеева, изменившегося Агеева, не сидящего в углу блиндажа с надвинутой на нос каской, а нормального, напряженно смотрящего на планшет, подумал, что человек привыкает, в конце концов, ко всему, даже к этой странной войне… — Мутаргим, мистер Искяндер! — нарушил ночное бдение чей-то голос. — Вас требуют в Абу-Сувейр, машину прислали… — Он вгляделся в полумрак блиндажа и козырнул Набилю. — Эффендем! Полещук чуть не поперхнулся чаем: — Кто требует?! Они чего обалдели? Ночь на дворе! — Командир дивизии, — ответил сержант. — И его хабир. У них переводчик заболел… Набиль, Агеев и другие офицеры оторвались от планшета и уставились на сержанта. — Командир дивизии — произнес, наконец, Агеев. — Езжай, Саша! Значит, очень надо… Капитан Набиль недовольно посмотрел на своего советника, потом молча кивнул головой. Вот ноченька выпала, подумал Полещук, допивая чай. Сначала кочующий дивизион, теперь — ехать в Абу-Сувейр… …Его привели на КП в бетонном бункере. "Ни хрена себе устроились, — удивлялся Полещук, спускаясь по ступенькам в глубокое подземелье. — Да здесь и атомная бомбежка не страшна! Нам бы такое!.." А утром началась такая молотиловка, какой Полещук, уже много чего видевший на канале, до сих пор, не припомнил. Он автоматически переводил то, что говорил седой полковник, советник египетского комдива, и напряженно смотрел на огромный (по сравнению с ротным) планшет, видя отметки целей, роящиеся от Порт-Саида до Фаида и южнее. Особенно много целей было в районе Фаида. Израильтяне, похоже, бомбили его роту или ракетный дивизион, которого, скорее всего, там уже не было. — Товарищ полковник, — не выдержал Полещук. — В районе Фаида сбили кого-нибудь? — Нет, не сбили, — хмуро ответил советник комдива. — Было два пуска, но… Евреи ушли. Хитрые очень, — добавил он. — Знают, как где летать! А ты чего переживаешь, лейтенант? — Да рота моя в Фаиде, товарищ полковник! — ответил Полещук. — А я — здесь… — Ничего, лейтенант, — усмехнулся советник. — Целее будешь… — Там же капитан Агеев, офицеры роты… — возмутился Полещук циничности полковника. — Это война, парень, — спокойно сказал полковник. — И жертвы в ней неизбежны… А вообще-то не факт, что они погибли. Это со стороны, — он кивнул головой на планшет, — так кажется. Может, и живы, если блиндажи были сделаны как надо… Полещук промолчал, вспомнив свою мальгу, засыпанную попаданием лишь одной авиационной ракеты. Ракеты, а не 500-фунтовой бомбы! — Все нормально, сынок, — успокоил его седовласый полковник, приобняв за плечи. — Выдюжили Отечественную, выдюжим и эту, египетскую! Мать ее так! …Капитан Агеев сидел возле входа в блиндаж. Рядом — его каска. Все дымилось, из воронок рядом исходил удушливый запах сгоревшего тротила. Агеев молча посмотрел на подошедшего Полещука и опустил голову. Он уже не чувствовал палящего африканского солнца, он не чувствовал ничего. Со стороны Большого Горького озера задыхались в непрерывных гудках сухогрузы. Вдалеке громыхала артиллерия, война на канале продолжалась… Хагай Леви аккуратно проверился и почти подошел к месту закладки. Это было в Гелиополисе и Леви, чертыхаясь про себя, стал внимательно рассматривать прохожих. Со стороны — араб в грязной галабийе с кошелкой в руке был совершенно естественным и органичным элементом каирской улицы. Но только не в этом квартале Гелиополиса, откуда таких, как он, полиция безжалостно гнала. Негоже богатым египтянам смотреть из окон на нищих попрошаек! Леви об этом догадывался, поэтому чувствовал себя здесь не очень уютно. Но дело прежде всего, думал он, дернув молнию кошелки, чтобы были видны терракотовые фигурки древних богов Египта. И это было лишним, понимал Леви, какой богатый идиот польстится на покупку Анубиса, якобы добытого из захоронения Долины царей? Он поставил кошелку на землю возле акации и опустился на корточки, еще раз проверяясь. Все чисто, ничего подозрительного. Леви поднялся, одернул длинную галабийю и, не спеша, направился к дому, справа от которого в металлической ограде должна была лежать маленькая кассета, завернутая в клочок газеты. Леви протянул руку, достал сверток и быстро сунул его в кошелку. Вот и все, подумал он, и… обомлел. Навстечу ему шел тот самый русский переводчик, которого он почему-то не решился убить в пустыне под Рас-Гарибом. Русский явно увидел, что я что-то взял с ограды, подумал Леви, а возможно, узнал и меня… Надо его кончать! — Устаз Тот непонимающе остановился, внимательно посмотрел на Леви и сказал: — Не знаю, и знать не хочу! Пошел вон, васих! — Я тебя предупреждал, чтобы ты больше никогда не попадался на моем пути! — зловеще сказал Леви. — Помнишь? — Барра! — Ладно, — осклабился феллах. — Не хочешь узнавать — не надо!.. Тогда купите Анубиса, устаз! Клянусь Аллахом, настоящий, из самого Луксора! Вот посмотрите, хадритак! — И Леви пошире распахнул створки своей кошелки, предлагая посмотреть. Русский удивился мгновенной перемене в поведении странного незнакомца и непроизвольно наклонился над кошелкой, чтобы посмотреть на настоящего Анубиса. Это было последнее, что он увидел в своей короткой жизни: израильский спецназовец, быстро оглядевшись, мгновенным, давно отработанным движением рук свернул ему шею… Леви огляделся, потом подтащил труп к ближайшей акации и усадил его, прислонив головой к стволу. — Зеу зе И Хагай Леви быстрым шагом направился к перекрестку. Он торопился в свою грязную лачугу в Булаке, чтобы проявить пленку и отправить шифровку в Моссад… |
|
|