"Савелий Леонов. Молодость " - читать интересную книгу автора

Гуляйте, Воронко и Ласточка, бодрей!
Лошади, косясь на кнут, рывками брали длинные водила. Сутулый,
узкоплечий машинист - военнопленный мадьяр - швырял на полок охапки
слежавшейся ржи, обдавая себя черной трухой мышиных гнезд, и тотчас барабан
с грозным рокотом выстреливал по центру тока брызгами зерен и клочьями
соломы.
- И-эх! И-эх! - наседал погонялыцик.
Вдруг что-то треснуло в барабане, и все кинулись останавливать лошадей.
Мадьяр схватил неразвязанный сноп и прижал им колесо маховика, сдерживая
разгон.
- Франц! Опять, кажись, сломался зуб? - крикнул мальчишка, спрыгнув на
ходу с приводного стана.
- Опять... Кутя, черт! - выругался мадьяр. - Старый хлеб у старый
хозяин! Помоги, камрад, - и он начал снимать крышку с барабана, чтобы
устранить помеху.
Женщины убирали в ригу зерно, перемешанное с половой. Мужчины,
пользуясь остановкой, поили лошадей, поправляли хомуты, постромки. Пыль
оседала, и теперь лица работающих казались еще грязней, а усталость была
заметней.
Степан сорвал подсолнечную шляпку, раскусил незатвердевшее, пахнущее
свежим медом семечко. В зеленой кипени огородов, среди поденщиц на току
чудилась ему Настя... Он искал ее, но искал тихо, с опаской, приготовившись
ко всему. Дома почувствовал, как отец и мать обходили Огреховых в разговоре.
- Братка!
Повернувшись, Степан не сразу узнал Николку, младшего братишку, с
погоняльным кнутом в руках. Паренек волновался и робел, стараясь выглядеть
вполне взрослым. На носу его лупилась опаленная солнцем кожа.
- Ну, здравствуй! - обрадовался Степан, разглядывая с любопытством
настороженную фигуру молотильщика. - У Бритяка живешь?
- Жил-кормился, а с нынешнего лета платить стали, - возразил Николка,
желая подчеркнуть свое значение в семье. - Три рубля - от пасхи до покрова.
Все ведь умею: косить, пахать... На молотьбе - коногоном!
Степан неловко приласкал кудлатую, в испарине голову подростка.
- Учишься?
- Ползимы ходил... Лапти истрепал, а больше нетути. Школа у нас далече!
Ветер шевелил выцветшие добела Николкины волосы. Мальчишка
присматривался к Степану, перебирая по нагретому чернозему босыми, в цыпках
и ссадинах ногами. Боялся какой-нибудь неожиданной выходки со стороны
взрослого, насмешки... Но Степан держался просто, как с равным. Лицо у него
было доброе, задумчивое. В Николке он видел и свое недавнее детство,
растраченное на чужой полосе, лучшие годы, золотом высыпанные в хозяйские
сундуки.
- Лапти истрепал - не беда, - сказал Степан. - Сапоги сошьем. Понял?
Школу выстроим поближе. Революция, брат! Слыхал песню
"Кто был ничем, тот станет всем"? Николка слушал, округлив смышленые
глаза. У него пересохло в горле.
- А у нас, братка, Гагарина порешили, - поспешил он сообщить в свою
очередь. - Навалились всей Жердевкой, да Осиновка подоспела, да Кирики с
Татарскими Бродами... Ух! По кусочкам имение разнесли.
- Что же ты себе принес? - улыбался Степан, слышавший о разгроме