"Савелий Леонов. Молодость " - читать интересную книгу автора

- Не то, чтобы... Просто для ради позора власти подчудили. Урядник,
вишь, провожал до съезжей!
- Арестант! Забастовщик! - выкрикивал из толпы Ефимка, сын Бритяка.
Степан, будто ничего не слыша, рассказывал родителям о шахтерской
жизни, о столкновении с полицией во время стачки, и глаза его темнели,
сверкая остро и дерзко.
- Раньше я думал: в Жердевке - людям разор, счастье надо искать на
стороне. Оказывается, везде бедняку хомут припасен. У Парамонова за
двенадцатичасовую упряжку человек едва зарабатывает на хлеб. Гибнет наш брат
в завалах, чахнет, заживо гниет. Выходит, бежал я от волка - попал на
медведя!
- Парамонов - известный миллионщик, что ему до чужого горя и нужды?
Знай себе, с жиру бесится, - заметил Тимофей.
- Да как бесится-то! - Степан отодвинул чугунок, перестал жевать. -
Пароходы шлюхам дарит! Из Парижа вино вагонами выписывает для кутежей! А сын
сидит в клубе, пьяная морда, шампанское разливает. Нальет бокал, плюнет в
него и кладет рядом двести, мало - пятьсот рублей. Кто, стало быть, выпьет,
тот и куш берет.
- Ох, царица небесная, пропасти нету на дармоедов! - ужаснулась
Ильинишна.
- День и ночь в клубе пьянство, картежная игра, дым коромыслом...
Продует иной офицерик казенные деньги - хоть пулю в лоб. Ну, и куражится над
ним Парамонов.
Степан прожил с родителями недолго. Помог слепить глинобитную
конюшню, - дома лелеяли мечту о покупке лошади, - и снова собрался идти
искать работу.
- Мам, - сказал он напоследок, - дай мне теплый отцов пиджак. Я пришлю.
- Куда, сынок? - побледнела Ильинишна, страшась новой разлуки, но
пиджак подала. - Головушка неприкаянная!.. Остерегайся, дитенок, злой
напасти! Береженого-то бог бережет...
- Вот об этом, мамаша, и речь, что нельзя нам себя беречь, - с грустной
улыбкой сказал Степан, прощаясь.
Он ушел. Мать видела с порога, как на деревне к нему приблизилась Настя
Огрехова - его любовь. Но Степан обменялся с девушкой только несколькими
словами и, не задерживась, скрылся за околицей.
Потом в Жердевку не раз наведывались урядник Бешенцев и волостной
старшина Филя Мясоедов, справляясь о Степане. Говорили, будто он собирает в
Гагаринской роще народ и читает вслух запрещенные книги...
Год призыва Степана совпал с началом мировой войны. Молодежь спешно
сгоняли по пыльным проселкам в города, откуда везли в скотных вагонах на
запад. Железнодорожные станции оглашались пьяными песнями под гармонь,
истошными женскими воплями.
Стихали деревни, охваченные тревожным запустением.
Степан прислал письмо с дороги - и точно в воду канул. Бушевала война.
Брели по российским большакам беженцы с Полесья. Давно уже получила Матрена
Горемыкина "похоронную" о своем муже. Давно жердевцы перестали дивиться
калекам, вроде бывшего пастуха Якова Гранкина, выписавшегося из госпиталя
без ног... Но Степан молчал.
А на третьем году безвестья приползла черной змеей молва о его гибели.
Люди ссылались на очевидца - солдата из деревни Кирики, который приехал