"К.Н.Леонтьев. О всемирной любви (Речь Ф.М.Достоевского на пушкинском празднике)" - читать интересную книгу автора

нравственной любви, о которой я говорил выше, надо видеть современного*
европейца в каком-нибудь униженном положении: побежденным, раненым,
пленным,- да и то условно. Я принимал участие в Крымской войне как военный
врач. И тогда наши офицеры, даже казацкие, не позволяли нижним чинам
обращаться дурно с пленными. Сами же начальствующие из нас, как известно,
обращались с неприятелями даже слишком любезно - и с англичанами, и с
турками, и с французами. Но разница и тут была большая. Перед турками
никто блистать не думал. И по отношению к ним действительно во всей
чистоте своей являлась русская доброта. Иначе было дело с французами. Эти
- ---------------------------------------
* Я говорю "современного" в смысле тенденции, рода воспитания и всего
того, что составляет так называемый {тип}, а не про всех тех, которые
{теперь живут}. И Бисмарк, и папа, и французский благородный легитимист, и
какой-нибудь набожный простой баварец или бретонец {тоже теперь} живут, но
это остатки прежней, {густой}, так сказать, и {богатой духом} Европы. Я не
про таких современников наших говорю, объясняюсь раз навсегда.
[72]
сухие фанфароны были тогда победителями и даже в плену были очень
развязны, так что по отношению к ним, напротив того, видна была жалкая и
презренная сторона русского характера - какое-то желание заявить о своей
деликатности, подобострастное и тщеславное желание получить одобрение этой
массы самоуверенных куаферов, про которых Герцен так хорошо сказал: "Он
был не очень глуп, как большинство французов, и не очень умен, как
большинство французов". Все это необходимо отличать, и великая разница
{быть ласковым с} побежденным китайским мандарином или с индийским пария -
или {расстилаться} пред французским troupier* и английским моряком. По
отношению к азиатцам, как идолопоклонникам, так и магометанам, мы
действительно являемся в подобных случаях теми добрыми самарянами, которых
Христос поставил всем в пример (8). Относительно же европейцев эта доброта
весьма подозрительного источника, и, признаюсь, я расположен ее презирать.
Я вспоминаю нечто о г. Зиссермане (9). В одном из своих политических
обозрений г. Зиссерман, возмущаясь нашим, действительно, быть может,
излишним кокетством с пленными турками (из которых столь многие поступали
зверски с болгарами и сербами), ставил нам в пример немцев, которые,
набравши в плен такое множество французов, почти не говорили с ними и не
хотели с ними вовсе общиться. Немцы прекрасно делали - с этим я согласен.
Именно так надо поступать с обыкновенными французами. Милосердие к ним, в
случае несчастия, должно быть сдержанное, сухое, как бы обязательное и
холодно-христианское. Что касается до турок и других азиатцев, которых
преходящая самоуверенность в наше время не может в понимающем человеке
возбуждать негодования, а скорее какую-то жалость, то, не доходя,
разумеется, до поднесения букетов и тому подобных русских глупостей,
конечно, в случае унижения и несчастия, с ними следует быть поласковее.
Кстати о букетах. Когда русский мещанин, солдат или мужик ведет пленных
турок и, вспоминая о жестокостях, совершенных их соотечественниками,
думает про себя: "а может быть, эти турки, которых я вижу, ничего такого
не делали,- за что же их оскорблять?" - то я верю в это православное
русское добродушие. Я понимаю, что та
- ---------------------------------------
* Солдат (фр.)