"К.Н.Леонтьев. Хризо" - читать интересную книгу автора

платье из люстрина, цвета гусиного помета. И вы думаете, что я предпочту ее
вашей сестре?
Я ожидал от него чего-нибудь подобного: я начинаю привыкать к нему и
любить его.
И все наши халеппские греки его любят; между ними он очень популярен.
Все они хвалят его и кончают свои похвалы одним и тем же.
- Одно слово, русский человек, хороший человек, православный человек!
Жаль только, что больной такой.
Впрочем, ты не думай, что он какой-нибудь вялый или, робкий. Нет, он
молодец. Во-первых, он лихо ездит верхом. Вот тебе пример. К нашему дому
прямой дороги снизу нет; да и вся деревня идет вниз - вверх, вверх-вниз, по
горе и скалам. К нашему дому надо подъезжать или сверху или снизу, слезать с
лошади и потом уж к воротам сходить по каменной лестнице. На днях Розенцвейг
был у нас и привязал лошадь внизу; когда пришло время ему ехать, я велел
меньшому брату подвести ему лошадь, а брат большой хитрец и шалун; он
нарочно взвел лошадь прямо к воротам наверх. Розенцвейг вышел, посмотрел
вниз; пятнадцать крупных скользких ступеней. Ничего не сказал, сел и стал
спускаться. Лошадь у него молодая, пугливая, скользит, ржет...
У меня сердце замерло, мать моя покачала головой и отвернулась; сестра
тоже испугалась, отец был недоволен и начал бранить брата. Только старый
дядя мой Яни, сказал:
- Ничего! Он знает. Русский человек!
Не довольно ли? Кажется, ты не можешь пожаловаться, что письмо мое
коротко? Прощай, будь здоров и не забывай любящего тебя
Г. Н-са.
1 марта 1865 года.

Ты спрашиваешь, что же это такое Халеппа, Халеппа, Халеппа? А где она,
ты не знаешь. Это правда, виноват; мне показалось, что весь мip должен знать
мою бесценную Халеппу!
Халеппа - это деревня, в получасе ходьбы от города Канеи. А город
Канея, это наш критский Петербург. Есть у нас и Москва - Ираклион, или
Кандия, которую зовут также Мегало-Кастро. Ты, я думаю, читал (а вероятнее,
что нет; ты все "Крафт-унд-Штофф" читаешь), что Кандию турки осаждали 25 лет
и что под стенами ее погиб герцог де-Бофор, которого во время Фронды звали
"le roi de la Halle" и который был так популярен между парижскою чернью.
Ираклион - наша древняя столица, в ней живет митрополит всего острова;
там религиозное чувство сильнее; там и турки страшнее фанатизмом. А Канея -
это Европа; здесь светская власть - паша, который говорит по-французски;
здесь веют консульские флаги всех держав, здесь "la colonie europeenne";
горсть купцов средней руки, докторов, шкиперов европейских, чиновников.
Канея - наш Петербург, "рак Крита", по Розенцвейгу.
Не знаю, право, рак ли это, и съест ли он нашу национальную физиономию;
но знаю только, что город грязен и душен, заперт в крепости, тесен, скучен.
Но и в нем, если хочешь, есть своя поэзия; он напоминает описания и картины
средних веков: узкие улицы, которые еще недавно (при Вели-паше), чуть-чуть
не обагрились кровью... Экипажей нет; толпы пешеходов и верховых; все
тяжести возят на мулах и ослах; одежды пестрые, речи шумные, лавки плохи. По
захождении солнца ворота крепости запирают, и уж ни в город не пустят, ни из
города не выпустят никого, конечно, кроме консулов и чиновников консульства,