"К.Н.Леонтьев. Исповедь мужа (Ай-Бурун)" - читать интересную книгу автора

- Когда бы так! Об этом еще можно бы подумать, - сказала она. - Лиза
неопытна, а он... Кто его знает, какой он!
Я собрался ехать и пошел в конюшню. Лиза сама взнуздывала своего коня,
пока кучер седлал.
- Меня твоя мать посылает с тобой гувернером! она боится любезности
Маринаки.
- Чего же она боится? - отвечала Лиза. - Она хочет меня замуж отдать. Я
за него и выйду, когда захочу.
- Захочет ли он? - спросил я.
- Я знаю, что говорю! - возразила Лиза и вывела лошадь.
Я подержал ее под уздцы; Лиза стала на большой камень, вскочила на
седло, сказала только "пустите!" и ускакала. Я поехал за ней. Маринаки ждал
нас за поворотом, играл концом уздечки, улыбался и гордо и сладко. Я всю
дорогу был задумчив. Я никогда не умел хорошо скрывать своих чувств, а на
южном берегу отвык от всяких усилий над собой, И не все ли равно? Скрытность
имеет свои выгоды, откровенность свои. А самолюбие еще не умерло... Слава
Богу, думал я, что сделали шоссе; можно троим рядом ехать. Я ехал с ними и
молчал. Пожалел, что не умею холодно язвить. Этим, как известно, старым
средством умеют иные ронять других при женщинах. А я не умею; рассердиться и
рассердясь нагрубить, - это я понимаю. Но как-то все жалко трогать спокойно
самолюбие другого. Хотел для пользы Лизы поробовать подтрунить над Маринаки,
и вышло неудачно. А у него спросил:
- А что, это про вас написали стихи:
Маринаки
Поел все раки и т. д.
А он отвечал без гнева и смущения:
- Нет, это про Манираки. Вы видите, и рифма лучше:
Манираки Поел все раки.
Маринаки говорит вообще немного. Лиза часто молчалива и угрюма.
Прогулка наша была нескучна (езда по таким местам и в такую погоду все-таки
приятна); но грустная-прегрустная была эта прогулка! Я предался вопросам -
как назвать, как определить мое собственное чувство? Ревность? О, нет!
Отчего же я не ревновал, когда Алеша принес Лизе букет? Лиза приняла букет и
сказала с улыбкой: "спасибо, Алеша!" И посмотрела на него пристально этими
пылкими глазами, которые так пугают мать и так нравятся мне. Потом заняла у
меня рубль серебром и хотела дать ему на чай, но я остановил ее. Почему же
начало этой встречи порадовало меня, а конец огорчил? Где же ревность? Или
это оттого, что я нахожу Алешу лучше себя, а Маринаки хуже? Что за странная
роль! Отец? Но отец сравнивает только Алешу и Маринаки, А и В. А у меня еще
является между ними С, и это С - я сам.

2-го февраля 1854.
Катерина Платоновна нездорова. Сверх того ее огорчила скрытность
дочери; мы недавно только узнали, что Маринаки делал ей предложение, и она
отказала. Она боялась, что мать будет жалеть об этом, и скрывала до сих пор.
Я долго журил Лизу за эгоизм и объяснил ей, что от такой доброй и несчастной
матери можно перенести замечания, что принуждать ее никто бы не стал, а если
любишь мать, не надо скрываться от нее. Они помирились. Лиза просила у нее
прощенья. Она слушается меня, я это давно вижу. И мне захотелось признаться
Катерине Платоновне, что я не раз смеялся над Маринаки и доказывал Лизе,