"К.Н.Леонтьев. Сфакиот " - читать интересную книгу автора

А все было оттого, что я к ней ближе других стоял в это время. Но я был
глуп тогда и с той минуты, как подержал ее за руку в танцах, полюбил ее и
стал об ней думать.
К вечеру капитан и мы все уехали в город, и больше ничего в этот день в
доме Никифора у нас не случилось.
Потом мы все вместе, капитан наш, и доктор Вафиди с женой, и сам
Никифор сели на мулов и поехали в город. Никифору нужно было по делу
ночевать в городе.
Много дорогой шутили и веселились. Никифор с доктором опять о турках
спорили. Доктор всем восхищался. - "И воздух хорош, и цветочки хороши!" В
это время весной, у нас в Крите, точно так же, как здесь на вашем острове,
Аргиро, по горкам и по холмикам цветет множество этих самых розовых цветов
на низеньких кусточках, которые теперь ты видишь... Вот смотри прямо. Вся
горка от них как будто красная стала. И на них доктор Вафиди радовался. Он
говорил: "Вот, кир-Никифоре, как приятно в таком сладком климате жить! И
такие цветы по горкам видеть!" А супруга его смеется: "На что тебе цветы,
врач мой? Когда бы ты был молодой, то девицам подносить хорошо. А ты уж не
так молод!" - "Радуюсь!" - отвечает доктор. А Никифор ему: "Радуйся!
Радуйся! А ты забыл, как в 58 году при Вели-паше нас хотели ночью турки в
Канее всех перебить? Как они труп того мальчишки-христианина за ноги по
мостовой волочили? Как в Сирии они поступали? Не ты ли сам тогда, в 58 году,
ко мне пришел бледный, как тебя ноги едва держали, как зубами ты тогда
стучал?.. Трех лет тому еще не прошло, а ты забыл это". Доктор отвечает ему:
"Оставь эти печальные вещи! Что тут до турок за дело, когда я говорю о
цветочках и о сладости климата на родине нашей! Освободитесь, я буду рад; и
я эллин; - но я говорю, что и теперь нам жить приятно; а в 58 году наши же
бунтовали и 10 000 народу из гор собрали... все Вели-паша да английский
консул, его друг, виноваты одни. Английский консул двери свои христианам
запер, когда они бежали спастись, а другие консулы открыли". Так они всегда
спорили, хотя и были очень дружны. Нам, молодым, было очень полезно и
занимательно знать мысли старших людей, и мы молча их слушали. И капитан
Ампелас больше молчал и тоже слушал их. Пред самым городом, с этой стороны,
в маленьких хижинках живут у нас прокаженные. Их сюда отделяют, когда на них
нападает эта зараза, и они, несчастные, живут тут все вместе. Все они в
ранах и болячках каких-то ужасных, и лица у них испорчены и гниют, так что
смотреть очень противно и жалко. Я и не разглядывал их хорошо. Боялся
глядеть. Проезжие им деньги бросают, и мы все им бросили. И капитан, и
доктор, и Никифор. Докторша потом говорит мужу: "Врач мой добрый, зачем это
такое дурное распоряжение начальства, что эти несчастные люди свое
безобразие на дороге всем проезжим показывают? Я видеть этого не могу; их бы
в другое место убрать". Вафиди говорит: "Да, это неприятно; только не мне,
потому что я привык; конечно, не все доктора!" А Никифор и тут несогласен;
упрямый был человек! - "Нет, говорит, это хорошо! Надо нам, богатым и
счастливым людям, показывать эти язвы прокаженных. Чтобы и мы помнили, как
Бог карает людей за грех!" А капитан Ампелас говорит ему: "Почем ты знаешь,
кир-Никифоре, что у них больше твоего грехов? Душа у несчастных этих еще
лучше нашей... Стой, я еще дам им денег! Ну-ка и ты дай, кир-Никифоре,
еще"... Никифор ему: "Отчего не дать; что эти пустяки значат"... И оба
довольно много бросили... И всем было это очень приятно видеть, что они
по-христиански поступили оба: и капитан наш, и Никифор. Миновали мы