"Эдмон Лепеллетье. Фаворитка Наполеона ("Тайна Наполеона" #7) " - читать интересную книгу автора

наша славная мадам Сан-Жень?
- Весьма благополучно. Она дала мне поручение к тебе. Но я объясню, в
чем дело, когда придет твоя жена. Ну пойдем, товарищ!
- Отправимся! Я все-таки рад видеть тебя, старина ла Виолетт! Много
перенесли мы сообща с тобою всяких бед, дружище, помнишь? Жутко нам
приходилось, ой, как жутко! Теперь я совсем оправился: моя рана зажила, как
видишь. Ну, а ты? По-прежнему молодцом?
- Надо бодриться поневоле, делать нечего!
- Огюстина также обрадуется тебе. Мы потолкуем про заставу Клиши, про
казаков, про улицу Бобур.
Жан Соваж вдруг запнулся. Мучительное воспоминание сжало его сердце, а
в горле точно застряло что-то. Может быть, ему представилась унылая комната
на этой улице Бобур, куда его перенесли раненного, без памяти; и тут со дна
прошедшего всплыла тень Сигэ, склонившегося над ним. Сигэ, возвратившийся с
немецких войн, воскресший муж, первый возлюбленный его жены Огюстины,
заявляющий на нее права, требующий своего сына, занимающий вновь свое место
у отвоеванного очага как полноправный хозяин.
Между тем Сигэ исчез опять. Жан Соваж не видел его больше со времени
выздоровления. Он никогда не слыхал разговоров о нем, а у него самого не
хватало духа расспрашивать Огюстину. Пожалуй, ей было известно убежище Сигэ.
Может быть, они повидались перед отъездом в Торси, который Жан торопил,
ускорял, не обращая ни на что внимания, так как ему не сиделось в Париже. Он
спешил, едва встав с постели, поставить разлуку, пространство, забвение
между этим Сигэ, выходцем с того света, и Огюстиной. Она была неизменно
добра, кротка, приветлива к нему, Жану, и ничто не обнаруживало в ней, что
ей известна трагическая истина. Только усилившаяся печаль на лице и заметное
принуждение, когда она целовала при нем своего старшего ребенка, сына
Сигэ, - вот все, что могло выдать ее душевные страдания.
Что касается самого Жана, то после того как он, находясь между жизнью и
смертью, увидал Сигэ рядом с Огюстиной, его нравственная пытка не
прекращалась. Он спрашивал себя, любит ли его по-прежнему Огюстина, не
жалеет ли она о том, другом... На него и раньше нападала ревность к
прошлому, когда он думал в былое время - еще до роковой встречи в Париже - о
соперничестве, существовавшем между ним и Сигэ. Ведь ему посчастливилось
сделаться мужем Огюстины лишь благодаря тому, что Сигэ, блестящий гвардеец,
любимый ординарец маршала Лефевра, оставил Огюстину вдовою, пропавши, как
полагали, без вести, скончавшись где-то на поле сражения. Жан отгонял тогда
это раздражающее чувство недоверия к себе самому и к своей жене только
уверенностью в том, что он избавился от соперника, которому отдавали
предпочтение. Огюстина могла горевать втихомолку о своем убитом первом муже;
ей не возбранялось оплакивать его славную смерть на поле битвы под
Дрезденом, но не была же она настолько глупа, чтобы воображать, будто
мертвые способны возвращаться с того света! Ведь Сигэ был теперь лишь тенью,
рассеившимся дымом. И вдруг этот дым сгустился в действительность, тень
облеклась плотью, и мертвый явился среди живых.
Огюстина осталась верна своему второму супружескому обязательству.
Воскресший покойник не подумал заявлять свои права на ту, которая уже
отдалась добровольно, по чистой совести, другому. Он даже принял
великодушное решение устраниться, исчезнуть с их горизонта, вероятно,
навсегда, сойти - за неимением могилы - в мрак забвения. Этот Сигэ был