"Михаил Юрьевич Лермонтов. Menschen und Leidenschaften" - читать интересную книгу автора

в просвещении общественном и отстали от французов, то есть имеют некоторые
странности, им приличные в обхождении, не так ловки и развязны, но зато
глубокомысленнее французов, и многие науки у них более усовершенствованы, и
Юрий, в его лета, очень даже может сам располагать собою, ему 22 года, он
уже имеет чин - и проч...
Вас"илий· Мих"алыч·. Позвольте спросить, Юр"ий· Ник"олаевич· поедет
морем?
Мар"фа· Ив"ановна·. Сохрани бог!.. Нет, ни за что.
Вас"илий· М"ихалыч·. Так ему надо ехать чрез Германию, иначе
невозможно, хоть на карту взгляните.
Мар"фа· Ив"ановна·. Как же быть! А я не хочу, чтоб он жил с немцами,
они дураки...
Ник"олай· Мих"алыч·. Помилуйте! - у них философия преподается лучше,
нежели где-нибудь! Неужто Кант был дурак?..
Мар"фа· Ив"ановна·. Сохрани бог от философии! Чтоб Юрьюшка сделался
безбожником?..
Ник"олай· М"ихалыч·(с неудовольствием). Неужели я желаю меньше добра
моему сыну, чем вы? Поверьте, что я знаю, что говорю. Философия не есть
наука безбожия, а это самое спасительное средство от него и вместе от
фанатизма. Философ истинный - счастливейший человек в мире, и есть тот,
который знает, что он ничего не знает. Это говорю не я, но люди умнейшие...
(Вас"илий· М"ихалыч· в тайном удовольствии)
И всякий тот, кто хотя мало имеет доброго смысла, со мною согласится.
Мар"фа· Ив"ановна·. Стало быть, я его совсем не имею... это слишком
самолюбиво с вашей стороны... уверяю вас!..
Ник"олай· М"ихалыч·. Лучше сами поверьте, что отец имеет более права
над сыном, нежели бабушка... Я, сжалясь над вами, уступил единственное свое
утешение, зная, что вы можете Юрия хорошо воспитать... Но я ожидал
благодарности, а не всяких неприятностей, когда приезжаю повидаться к
сыну... Вы ошибаетесь очень: Юрий велик уж, он сделался почти мужем и может
понимать, что тот, кто несправедлив противу отца, недостоин уважения от
сына... Я говорю правду, вы ее не любите - прошу вашего извинения, впрочем
знайте, что я не похож на низких ваших соседей и не могу не говорить о том,
что чувствую: я очень огорчен вашим против меня нерасположением... Но что ж
делать, вы задели меня за живое: я отец и имею полное право над сыном...
Он вам обязан воспитанием и попечением, но я ничем не обязан. Вы
платили за него в год по 5 тысяч, содержали в пансионе, но я сделал еще для
вас жертву, которую не всякий отец сделает для тещи, уж не говорю об
имении... прошу извинить.
Мар"фа· Ив"ановна·(привстав). Как, и вы можете меня упрекать, ругать,
как последнюю рабу, - в моем доме... Ах! (Упадает в изнеможении злобы на
кресло и звенит в колокольчик.) Дашка, Дашка, - палку.
Дарья. Сию минуту. (Приносит палку и выводит ее из комнаты под руку.)
Ник"олай· Мих"алыч·. О боже мой! - может ли сумасшествие женщины дойти
до такой степени!.. (Ходит взад и вперед.)
Васи"лий· Мих"алыч·(подходит к нему). Вот что значит, братец, спорить с
бабами! А отчего это все, отчего не мог ты взять просто сына своего от нее:
не хотел заплатить 3000 за бумагу крепостную. Ведь она тебе отдавала
имение - что за глупое великодушие не брать! - или брать на честное слово,
что все равно. Вот она и сделала условие, что если ты возьмешь к себе сына,