"Николай Семенович Лесков. Театральная хроника. Русский драматический театр" - читать интересную книгу автора

Незнакомца, потому что действительное самоуправление предполагает зрелость и
развитость общества, а этим господам нужна дикая толпа, которую они могут
ублажать, выбрасывая ей по временам "стерву", по несалонному, но весьма
характерному и меткому выражению Князева, и которая за это позволяет им
безнаказанно безобразничать во всю их злую волю. Толпа не судима (пользуемся
в перифразе великолепными словами, вложенными в уста Дробадонова), и
скандалисты не судимы; они друг друга создали и друг другу работают, и еще
нет суда этим расточителям ума и совести народной, и не желают они,
разумеется, правдивого и строгого суда.
Г. Незнакомец такого суда не желает. Мы выводим это из того, что он не
придал никакого значения страстному призыву правого суда, звучащему без слов
во многих местах драмы, и надежде на такой суд, смягчающей и ослабляющей все
ужасы, выводимые в драме, увлекающей взоры зрителя и читателя в более
светлое будущее от катастрофы, в которую драма разрешается. Г. Незнакомец
ничего этого не заметил, а предпочел облачиться в доспехи канцелярского
крючка (позаимствованные, может быть, от самого Минутки, без которого не
обходятся и литературные наши скандалисты, хотя их Минутки имеют конечно,
более благообразную наружность, чем Минутка Князева) и расследовать, со
статьями закона в руках, законное основание действий, изображенных в драме.
По расследованию г. Незнакомца оказалось, что в "Расточителе" не
представлено законных оснований. И приговор-то, составленный персонажами
драмы, незаконен, ибо составлен без стряпчего, и притом собрание происходило
в частном доме; и под опеку-то городское общество не имело право отдать
Молчанова, а тем менее засадить его в дом умалишенных, ибо "утверждение
опеки зависит главным образом от губернатора, сумасшедших же свидетельствуют
в губернском правлении, а признаются они в таком состоянии сенатом"...
Совершенная логика приказного кляузника. Ну да, все это незаконно - но
незаконно пред законом, а перед слепою толпою все это имело вполне
удовлетворительный вид законности; Князеву только это и нужно было, чтобы
повернуть дело по-своему, чтобы выиграть время, в которое он мог запутать и
перепутать все нити, а при случае и схоронить концы в какой-нибудь
катастрофе, как и действительно случилось. По мнению г. Незнакомца,
невозможно было связанного Молчанова посадить в коляску и свезти в
сумасшедший дом по распоряжению городского головы, которым Князев вертел,
как марионеткой, как вертел он и целым городским обществом, - а неужели
возможно, чтобы такой человек, как Князев, спокойно, на законном основании,
допустил свою погибель, не попытавшись поднять на борьбу все свои внутренние
и внешние силы? Пусть читатели на основании именно того самого здравого
смысла, к которому взывает г. Незнакомец, рассудят, которое из этих двух
положений естественнее, а следовательно, и возможнее. Князев не верил в
новый суд - что же тут неестественного? - а по старому суду он легко мог
отвертеться от всякой ответственности, несмотря на все содеянные им
беззакония, хоронясь за тот мир, который не судим; следовательно, он
действовал вполне основательно с своей точки зрения. А если из всего этого
действительного беззакония вышло вопиющее безобразие, так ведь без этого не
могло бы быть и драмы - ни "Расточителя" и никакой другой, потому что всякая
драма стоит на какой-нибудь ненормальности: одна на психологическом
уродстве, другая на исторической несообразности, третья на юридическом
абсурде и т. д. Да и наконец, что касается до фактической точности, то дело
вовсе не в ней, и только такие критики, как г. Незнакомец, могут требовать