"Николай Семенович Лесков. Театральная хроника. Русский драматический театр" - читать интересную книгу автора

мелочь, но она крайне характеристична. Фабричный Челночек, "из Питера
фигурка", как он сам себя называет, перешедший всякие мытарства, -
превосходный тип безнравственного фабричного, - рассказывает, в споре с
другими фабричными, свое воззрение на воровство и, в оправдание его,
приводит какую-то легенду, которая гласит, что русскому человеку
предназначено весь свой век воровать. Это мнение встречает оппозицию в среде
тех же фабричных. Кажется, дело ясно? Выставлен негодяй-фабричный, какие в
действительности существуют; он действует и говорит, как негодяй, и
циническим балагурством потешает свою братию. Все это в порядке вещей. Тем
не менее г. Незнакомец считает возможным возопить в негодовании на автора и
театральный комитет, что "о призвании русского народа к воровству
повествуется со сцены Александринского театра!" Точно г. Незнакомец и не
подозревает, что произносимые Челночком речи характеризуют его, Челночка, и
ему подобных, а не русский народ, который, слава Богу, составляют не одни
Челночки, как видно из той же драмы, представляющей несколько личностей
высокой человеческой и гражданской честности. Кому же придет в голову
принимать подобные речи на свой счет?.. Ах вы, ценители и судьи! Ну как же к
вам относиться с уважением, если вы не можете не переврать даже такой вещи,
элементарно простой и ясной, как день божий, и все с единственным умыслом
как можно злее подгадить человеку?!...
Довольно с г. Незнакомцем. Да и о других мы распространяться не будем,
потому, во-первых, что иметь дело с такими господами - уже слишком
нерадостно, а во-вторых - все они оказались ягодами одного поля и, точно
сговорившись, не только воспылали зараз одинаковым негодованием, но и
обвинительные пункты у всех те же. Можно бы даже подумать, что все три
фельетона писало одно лицо. Экая бедность наших умственных сил!..
Г. М. Ф. в "Бирж"евых· ведомостях" выражается кратче г. Незнакомца и
без всяких разглагольствований утверждает категорически, что г. "Стебницкий
стремится сразить зрелых людей, стоящих за выборное начало, самоуправление и
гласный суд (этого не заподозрил даже г. Незнакомец), силясь доказать (где
это? где? покажите, г. М. Ф., хоть одно такое место в драме, где автор
силится доказать!), что все спасение в администрации, что мы еще не созрели
ни для выборного начала, ни для самоуправления, ни для гласного суда: потому
что самою судьбою нам, русским, суждено быть ворами да развратниками".
И г. М. Ф. заявляет, чуть не слово в слово с г. Незнакомцем: "Нам
говорили, что подобное происшествие действительно случилось лет десять тому
назад, но ведь мало ли какие бывают совершенно исключительного характера
происшествия, которые, однако, никоим образом не могут служить темой для
драмы". А почему этого не может быть вообще и, в частности, в данном
случае - господь ведает, - об этом г. М. Ф. не считает нужным
распространяться, так же, как и г. Незнакомец. Не потому ли, что "г.
Стебницкий стремится сразить зрелых людей, стоящих за выборное начало"
(вроде Князева?) и т. д.?
И г. М. Ф. тыкает своим пером в легенду о воровстве: "И такие-то речи
Челночка бросаются в народ"! - восклицает он в благородном негодовании - не
на тех, кому любы такие речи и из чьих уст они действительно выходят в
народ, в настоящий народ, который о петербургских театрах не имеет и
понятия, - а на автора, который заставляет персонажей своей драмы говорить
то, что у них на душе, а не то, что нравится петербургским нигилистам.
И г. М. Ф., подобно г. Незнакомцу, не одобряет "ужасов" драмы: "Пьеса