"Николай Семенович Лесков. С людьми древлего благочестия" - читать интересную книгу автора

писать по-уставному и потом занимались переписываньем богослужебных книг,
которые по дорогой цене продавались в конторе кладбища иногородным
федосеевским общинам и зажиточным федосеевцам. Другие занимались иконописным
искусством и делали копии с древних икон, иногда так удачно, что самые
знатоки с трудом могут отличать копию от оригинала. Весьма искусно
воспитанники умели подделываться и под древние рукописи, изменяя при том и
самый цвет бумаги и соблюдая малейшие остатки древности".
В этом заключалось общественное образование в большой ковылинской школе
на Преображенском кладбище, и в этом же оно заключалось во всех общинах
федосеевского согласия в губерниях: Ярославской, Тверской, Нижегородской,
Рижской, Казанской, Симбирской, на Дону и Кубани. Словом, во всех общинах,
находившихся во время Ковылина в зависимости от Преображенского кладбища.
Иначе это и не могло быть, потому что все эти общины "получали от кладбища
наставников и покупали в его конторе свои книги".
В таком положении раскольничья педагогия дожила до последних дней
первой четверти текущего столетия. С этого времени всякое проявление их
общественности начало преследоваться с строгостью, от которой раскольники
отвыкли во времена Екатерины II и Александра I. Энергические меры,
предпринимавшиеся против раскола в царствование Павла Петровича, по
кратковременности этого царствования, не стушевали начатков раскольничьего
самоустройства в екатерининское время; но после смерти императора Александра
все это пригнулось, спряталось, и к нашим дням не осталось уже ни одной
открытой раскольничьей школы. Даже и общинно-хозяйственное самоуправление
местами вовсе исчезло, а местами замаскировалось так ловко, что изучение его
представляет очень много трудности для каждого человека, имеющего хоть
какое-нибудь непосредственное сношение с правительством. Одна рижская
община, благодаря своему отдаленному положению в остзейском крае и другим
более или менее благоприятным обстоятельствам, сохранила до сих пор свое
отдельное хозяйственное самоуправление. Она имеет благолепную каменную
молельню, с пятью "духовными отцами", хором обученных крюковому пению
певчих, больницею, домом для призрения дряхлых и общественною подгороднею
мызою Гризенберг. Но открыто существовавшую до 1829 года школу и рижская
община утратила. С этого времени и она обходится только с секретными
школками, устроенными в частных домах и существующими под великим страхом и
великою данью у местной полиции.
Держась своего предмета, я буду по возможности касаться всех частей
устройства рижской общины, но прежде всего я нахожу нужным сказать несколько
слов о духе самого раскола в общинах рижской и псковской. Это совершенно
идет к моему предмету.
Тем самым, что раскольники Риги и Пскова со времен Екатерины находились
в полной моральной зависимости от московского Преображенского кладбища,
обыкновенно определяют дух их вероучения. Их до сих пор считают федосеянами
или феодосиевцами, то есть последователями дьячка Крестецкого яма Феодосия,
отделившегося от поморского согласия. Секта федосеевцев в истории русского
раскола важна не менее секты поморской, следующей учению даровитых братьев
Денисовых, распространявшемуся по России из Выгорецкой киновии. Обе эти
секты признают благодать преемственного рукоположения исчезнувшею, считают
господствующую церковь изменившею своим древним, законным правилам,
отвергают духовенство как санктифированное сословие и, следовательно,
отвергают возможность самой евхаристии. Разница между поморцами и