"Дорис Лессинг. Повесть о двух собаках " - читать интересную книгу автора

обнюхал и принялся облизывать. Джок принял Билля, а Билль нашел существо,
заменившее ему мать, которая, наверное, горевала о пропавшем сыне. Теперь
можно было поручить "малыша" - так его все время называла мама - заботам
беспредельно терпеливого Джока.
- Ты у нас такой умный, добрый пес, Джок! - сказала мама,
расчувствовавшись при виде этой картины и последовавших за ней трогательных
сцен, где Джок проявил поистине непостижимую снисходительность к вздорной и
совершенно несносной - даже я вынуждена была это признать - собачонке.
Нужно было срочно обучать собак. Но это тоже оказалось делом далеко не
легким - так же как и выбор новой собаки, - и опять-таки в силу
своеобразных отношений в нашем семействе.
Как, например, разрешить хотя бы такую проблему: собаку должен
дрессировать хозяин, она должна слушаться только одного человека, а кого
должен слушаться Джок? И кого Билль? Хозяином Билля считалась я, а на самом
деле им был Джок. Значит, что же, Джок должен как бы передать свои права
мне? Да и вообще, какая глупость: я обожала именно смешного неуклюжего
щенка, зачем мне обученная собака? Обученная чему? Сторожить дом? Но все
наши собаки и так сторожевые. У туземцев страх перед собаками жил в крови
(мы верили в это непоколебимо). И тем не менее все вокруг только и
говорили, что вот там-то и там-то воры отравили огромных свирепых собак или
подружились с ними. В общем-то все понимали, что толку от сторожевых псов
никакого, хотя держали их на каждой ферме.
Помню ночи моего детства: я лежу в темном доме, к которому со всех
сторон подступает лес, и слушаю уханье совы, крики козодоя, кваканье
лягушек, треск цикад, из негритянских хижин доносятся удары тамтама.
Таинственно шуршит устилающий крышу тростник, который недавно срезали в
долине, - ночь, спустившаяся в вельд, наполнена мириадами звуков, и ко всем
звукам прислушиваются и наши собаки: они срываются с места и вихрем мчатся
разыскать и разнюхать нарушителя тишины. На все они отзываются лаем или
ворчанием - на свет звезды, кольнувшей глянцевую поверхность листа, на
лунный диск, встающий за горами, на хруст ветки за домом, на тонкую алую
полосу над горизонтом. Сторожевые собаки, насколько я помню, никогда не
спали, но держали их не столько для того, чтобы отпугивать воров (воры на
моей памяти никогда у нас не появлялись), сколько для того, чтобы не пропал
незамеченным ни единый вздох, ни единый шорох африканской ночи, которая
живет своей собственной всеобъемлющей и всепроникающей жизнью и немыслима
без визга дикого кабана, шуршания маисовых листьев в поле на ветру, грохота
срывающихся со склона камней, полета звезд по Млечному Пути. Ибо и падение
камней, и звездный полет, и визг дикого кабана, и шуршание маисовых листьев
в поле на ветру и составляют неизбывную жизнь этой ночи.
Чему же тогда обучать сторожевых собак? Наверное, тому, чтобы они
реагировали только на приближение крадущегося человека, черного или белого
- неважно, иначе какой от сторожевой собаки толк? Но из всех картин моего
детства я даже сейчас ярче всего помню, как я лежу ночью в постели, не могу
заснуть и слушаю рыдающий вой собаки на непостижимый желтый лик луны, как я
подхожу на цыпочках к окну и вижу закинутую к звездному куполу длинную
черную собачью морду. С нашими собаками нам не нужен был лунный календарь.
Они были как шум лондонских улиц - чтобы спать ночью, нужно было научиться
вообще их не слышать. А раз ты научился не слышать лая собак, тебя не
разбудит и глухое злобное рычание, которое предупреждает о приближении