"Д.Литэм. Сиротский Бруклин " - читать интересную книгу автора

пальцы щекочут клавиши пианино. Ласково, легко. Они моя невидимая
миротворческая армия, миролюбивая орда. Они не причиняют зла. Они
успокаивают и объясняют. Поглаживают. Они повсюду устраняют недостатки,
укладывают волоски на место, улаживают скандалы. Пересчитывают и полируют
серебро. Ласково похлопывают пожилых леди пониже спины, вызывая этим их
смешки. Однако - вот в чем главное достоинство - когда они обнаруживают
что-то уж слишком идеальное, когда поверхность оказывается отполирована
слишком гладко, когда скандалы улажены, а пожилые леди всем довольны, тогда
моя маленькая армия бунтует, распадается на воинственные вооруженные отряды.
Реальность нуждается в изъянах, она не существует без них, как дорожное
покрытие - без трещин. Мои слова начинают нервно искать щели, потому что им
нужно слабое место, ранимое ухо. А потом, когда оно бывает найдено,
возникает необходимость, даже зуд какой-то, заставляющий громко кричать в
церкви, в детской, в переполненном кинотеатре. Сначала этот зуд донимает.
Что нелогично. Но вскоре он превращается в мощный поток. Во вселенский
потоп. Этот зуд - вся моя жизнь. Вот опять я чувствую, что он начинается.
Заткните уши. Постройте ковчег.
- Съешьте меня! - кричу я.

- Умеяпоонрот, - даже не повернув головы, пробормотал Гилберт Кони в
ответ на мой взрыв.
Я едва смог разобрать слова - "У меня полон рот". Справедливые, но
насмешливые, причем насмешка какая-то неубедительная. Привыкший к моим
словесным страданиям, Гилберт обычно даже не удосуживался комментировать их.
А сейчас он с шуршанием подтолкнул ко мне бумажный пакет из "Белого замка" -
в нашем районе несколько пекарен-забегаловок этой фирмы.
- Набейбрюхо, - невнятно пробормотал он.
Кони и не ждал, что я стану раздумывать.
"Съешьменясъешьменясъешьменя!" - словно говорил сверток.
Я вновь съежился, чтобы в голове так сильно не зудело. И только после
этого смог сосредоточиться. А потом решился отведать один из крохотных
бургеров. Развернув упаковку, я приподнял верхнюю часть булочки, чтобы
осмотреть россыпь мелких дырочек в паштете, на котором поблескивал склизкий
слой порезанного кубиками лука. Придется сделать над собой усилие. Обычно я
вынужден заглядывать в "Белый замок" и убеждаться, что аппетитные бургеры,
выпекаемые автоматом, и есть эти липкие жареные комочки. Хаос и Контроль. А
убедившись, я поступал приблизительно так, как предлагал мне Гилберт, -
засовывал все это в свое ротовое отверстие. Мои челюсти работали, измельчая
кусочки до того состояния, когда я смогу их проглотить. Я повернулся, чтобы
взглянуть на окна дома.
Нет, все-таки еда в самом деле смягчает меня.
Мы вели наблюдение за сто девятым номером по Восточной Восемьдесят
четвертой улице. Одинокий городской домишко, зажатый между гигантскими
многоквартирными домами с привратниками. У дверей этих домов то и дело
сновали посыльные по доставке горячей пищи из китайских ресторанчиков;
посыльные приезжали сюда на велосипедах. В зыбком ноябрьском свете они
выглядели усталыми мотыльками. В Йорктауне был обеденный час. Мы с Гилбертом
Кони, выполнив часть работы, тоже сочли возможным перекусить и сделали крюк
для того, чтобы заехать в испанский Гарлем и прикупить там бургеров. В
Манхэттене остался только один "Белый замок" - на Восточной Сто третьей