"Виктор Левашов. Убийство Михоэлса" - читать интересную книгу автора

том, что заключенный из 41-й требует бумагу и чем писать. Начальник
поколебался, но вспомнил приказ и передал 41-му стопку писчей бумаги,
чернилку-непроливайку и ученическую ручку с пером номер 86. 41-й писал три
дня, исправляя и перечеркивая написанное, комкая и бросая в угол камеры
испорченные листы. На прогулках, куда их выводили вечером, когда в тюремном
дворе не было других заключенных, 41-й и 42-й о чем-то оживленно
переговаривались, иногда спорили - обсуждали, надо думать, то, что 41-й
пишет. Начальник тюрьмы попытался послушать, о чем они спорят. Слышно было
хорошо, но он не понял ни слова - они говорили не по-нашему.
Утром четвертого дня 41-й приказал принести конверт и вызвать к нему в
камеру начальника тюрьмы. Начальник ждать себя не заставил. Конверт, который
он принес и передал 41-му, был не обычный почтовый, с клеевой полосой на
клапане, а большой, из плотной коричневой бумаги - в таких конвертах,
запечатанных сургучной печатью, пересылались по принадлежности документы
заключенных. 41-й вложил исписанные листы в конверт, надписал адрес и
потребовал клей. Начальник напомнил, что по инструкции письма и обращения в
высшие инстанции заключенных должны передаваться в администрацию тюрьмы в
открытом виде.
- Я не являюсь заключенным! - резко возразил 41-й, но начальник не
уступил:
- Извините. Такой порядок.
- Это письмо содержит сведения государственной важности. Потрудитесь
незамедлительно доставить его адресату.
- Все будет сделано согласно правилам, - заверил начальник тюрьмы.
Выйдя из камеры, он взглянул на конверт. На нем стояло: "Москва,
Кремль, И. Сталину". Просто: И. Сталину. Ни тебе Председателю Совета
Народных Комиссаров, ни тебе Генеральному секретарю. Ни хотя бы: тов.
Сталину И. В. Иностранцы, мать их, совсем без понятия!
В какой-то момент начальник дрогнул. Нельзя было брать письмо. Ни
открытым, ни заклеенным. Нужно немедленно вернуть конверт 41-му, вызвать
опера из облуправления, вместе с ним изъять письмо, засургучить и отправить
по инстанции. Но любопытство переселило. Не любопытство, нет. Служебное
достоинство. Есть инструкция? Есть. Имеет начальник тюрьмы право читать то,
что заключенные пишут? Обязан. Да хоть бы и самому товарищу Сталину. А вдруг
этот 41-й по батюшке его обкладывает? Или еще что? Так и отсылать, не
проверив?
Сомнений больше не было. Начальник тюрьмы вернулся в свой кабинет и
вынул из конверта листки. На первом стояло:

"Москва, Кремль, И. Сталину. От председателя президиума
Социалистического Бунда Г. Эрлиха, заместителя председателя В. Альтера".

И дальше:

"Ваше превосходительство!
Во время переговоров с г-ном Берия, проходивших в Москве в феврале и
марте 1941 года и продолженных в сентябре, нами была достигнута
принципиальная договоренность по всем вопросам сотрудничества Советского
правительства и возглавляемой нами организации, Еврейского рабочего союза
трудящихся Литвы, Польши и Западной Белоруссии, в деле противостояния