"Виктор Левашов. Убийство Михоэлса" - читать интересную книгу автора

техники их было пятьдесят, а в области литературы и искусства всего десять.
Только десять. А за двадцать два года советской власти, создавшей невиданные
во всей истории человечества условия для творческой деятельности, появилось
столько шедевров высочайшего, всемирного уровня, что глаза разбегались. Как
выбрать из них десять - всего десять? Только десять! Первые десять!
В постановлении СНК о Сталинских премиях было оговорено, что они должны
присуждаться лишь ныне здравствующим деятелям советского искусства. На
первый взгляд, это облегчало задачу выбора, а на самом деле ее усложняло.
Кто был бы против того, что первые Сталинские премии будут присуждены
великому Горькому или великому Станиславскому? Никто. Но приходилось
выбирать из живых. А живые люди, они и есть живые люди, ничто человеческое
им не чуждо. Выберешь одного - затаят смертельную обиду десять. И не простят
до конца дней своих, а при любом удобном случае непременно припомнят. А
удобных случаев бурная советская жизнь предоставляла ох как немало! Поэтому
заседания комитета и проходили в Кремле, поэтому ход обсуждений и содержался
в глубочайшей тайне, как заседания Политбюро. С той лишь разницей, что гриф
"Совершенно секретно" был наложен не правительственным решением, а по общему
согласию принят самими членами комитета.
После многомесячной напряженной работы определились первые кандидаты.
Михаил Шолохов за роман "Тихий Дон". Алексей Толстой за роман "Петр Первый".
Казахский акын Джамбул Джабаев. Николай Погодин за пьесу "Человек с ружьем".
Вера Мухина за скульптуру "Рабочий и колхозница". Режиссер-постановщик
кинокартин "Веселые ребята", "Цирк", "Волга-Волга" Григорий Александров за
фильм "Светлый путь". Сергей Эйзенштейн и Петр Павленко за сценарий фильма
"Александр Невский". Композитор Юрий Шапорин за симфонию-кантату "На поле
Куликовом". Композитор Дмитрий Шостакович за фортепьянный квинтет.
Оставалась только одна премия. Ее нужно было дать кому-нибудь из
актеров.
Кому?!
Над этим и ломали головы члены Комитета по Сталинским премиям в один из
мартовских вечеров 1941 года. Они сидели за длинным столом посреди обшитого
дубовыми панелями зала. Вдоль зала тянулась широкая красная ковровая дорожка
- от высокой двустворчатой входной двери до торцевой стены, в которую была
врезана еще одна дверь, небольшая и почти незаметная. Она открывалась и
закрывалась совершенно бесшумно. Ею пользовался только один человек -
Сталин. Он неслышно появлялся в зале из таинственных глубин бывшего сената,
медленно прохаживался взад-вперед по ковровой дорожке, изредка вмешивался в
ход обсуждения, а чаще уходил, не сказав ни слова, так же бесшумно, как и
появлялся. Он был похож на человека, который оторвался от трудной, утомившей
его работы, чтобы рассеяться, слегка отвлечься, устроить себе небольшой
перерыв.
Так он появился и в этот вечер. В своем знаменитом полувоенном френче,
в мягких кавказских сапогах, с незажженной трубкой в руке. Маленький,
полуседой, рябой, великий. Проговорил, подкрепляя слова успокаивающим
жестом:
- Сидите, товарищи, сидите. Продолжайте работать.
- Мы обсуждаем кандидатуры по разделу "артист театра", - доложил
Фадеев. - Товарищ Михоэлс рассказывает о спектакле харьковского театра по
пьесе "Украденное счастье". Он считает, что исполнитель главной роли в этом
спектакле артист Бучма заслуживает наивысшей оценки.