"Ахто Леви. Мор (Роман о воровской жизни, резне и Воровском законе)" - читать интересную книгу автора

неподалеку. Его разыскивали родители, приводили домой чужие люди, нередко
милиция. Оттого мама все чаще стала обращаться к нему: "Где наш скиталец?" -
"Чем ты, бродяга, занят?". Очевидно, слово "бродяга" ей не очень нравилось,
"скиталец" более благозвучно. И улица эту кличку тоже охотно признала. Так
он стал тем, кем являлся по природе своей.
Его самостоятельные вылазки начались, как он сам рассказывал, в 1926
году, когда не стало отца: попал в автомобильную катастрофу. Отца он плохо
помнил. Знал, что был он переписчиком нот. Остались мать и две старшие
сестры. Кому как, но ему это бабское общество порядком осточертело. Заходил
в их дом в Марьиной Роще в те дни старый большевик, друг отца, но искал тут
явно не мужское общество.
Мать звали Тоней, работала она буфетчицей в кинотеатре "Труд", что был
рядом с Минаевским рынком. От старого большевика польза была: он выхлопотал
в столовой завода "Большевик" бесплатное питание для детей.
Скитания юного Валентина не выходили далеко за пределы своего района,
который являлся для него, и не только для него, целым миром. Этот район
считался своим, как-то особенно своим для многих других бродяг, и жил своими
обычаями, в некотором роде даже в подчинении особых законов.
Когда ему исполнилось восемь лет, его определили в школу. Рассказывая
об этом периоде своей жизни, он не распространялся о сопливой девчонке по
имени Варя. Наверное, не имело смысла ее описывать, потому что в первом
классе все девчонки сопливы - это знают все настоящие ребята.
Конечно, родись Скиталец где-нибудь в другом районе или даже городе и
окажись он затем в Марьиной Роще, многое здесь могло бы показаться ему
странным, даже жестоким. Теперь же рощинскому мальчишке не было удивительно,
что жили здесь воры, которые не скрывали своего социального статуса,
говорили об этом открыто и даже как бы с такой же гордостью, как передовики
производства на заводе "Большевик", чьи портреты выставлялись у ворот на
доске почета.
Воры жили в старых деревянных двухэтажных домах, настолько старых, что
поговаривали, будто они стоят здесь еще со времен Петра Первого. Во всяком
случае Скит пытался было выяснить, был ли при Петре Первом и тот дом, на
первом этаже которого жил и он с мамой и сестрами. Никто ему о том сказать
не мог. Его товарищ Николай, года на два постарше, объяснил, что кроме Петра
Ханадея, взрослого вора, никто этого не знает, что его и надо бы спросить,
но Ханадей постоянно в тюрьме или у "хозяина", потому что воры, мол, не
должны все время жить в Марьиной Роще, а время от времени находиться у
"хозяина". Кто такой этот "хозяин" - в те годы Скит не понимал. И непонятно,
почему Петра звали Ханадей. Колька растолковал:
- Хана... Это ты понимаешь? Когда хана, тогда хреново, понимаешь? Так
вот, если кто-то не поладит с Петром, ему хана. Он из воров вор. Понял?
Николай в школу не ходил, он много завлекательного рассказывал о своей
жизни: как ворует на базарах, как ночует с ворами на кладбище; он мог
пользоваться и ночлежным домом, но туда часто заходит милиция, бывали
облавы, проверяли документы, у кого же их не оказывалось, тех забирали,
несовершеннолетних тоже, выстраивали в строй и приводили в "мелодию", по
утрам же развозили по исправительным домам для малолеток, чтобы они
обучались там производственным специальностям.
Скит ходил в школу. Здесь ему толковали, что недавно, всего лишь
десятилетие назад, в России совершилась революция, что раньше был царь, а