"Александр Левин. Гибель Фаэтона" - читать интересную книгу автора

Профессор подходил к каждому из нас, спрашивая: "Ну, что у вас?
Получается? Так-так, покажите-ка, откройте". Вместе с дипломантом он
считал или рассчитывал. Говорил: "Это не пойдет". Или наоборот: "Это уже
лучше того, посмелей, что вы приносили в прошлый раз".
Я был старше'всех, переросток. Семь лет отслужил в армии. Мне
исполнилось двадцать девять лет. Профессор приближался ко мне последнему и с
подозрением, но всегда тактично. Он знал обо мне все. И как я откровенно
смеялся на семинарах, когда профессор спорил с академиком Вальтером, хотя я
плохо понимал их спор, но интуицией догадывался, что Вальтер просто
"объезжает" профессора Ахиезера. Мой смех сразу обрывал Вальтера. В пылу
полемики он кричал: "Кто там ржет?" Я прятался за спины. Я ведь был
"теоретик". Профессор из-под очков бросал на меня острый, наметанный взгляд,
словно говорил-формулировал: "А, собака, догадался!" И начинал стегать
Вальтера-экспериментатора узлом формул. Не хватало доски, Ахиезер уже писал
на стене. Потом взывал к самому себе: "Почему не видно? Почему не видно!"
Всю аудиторию смешил.
На шестом курсе, как правило, преподавали молодые кандидаты. Понять
ничего было нельзя. Я задавал каверзные вопросы, которые ставили в тупик
молодых. Они старались пояснить, путались, пунцовели и окончательно
запутывались. Я вынужден был говорить: "Понятно". Хотя еще больше не
понимал.
Наступил мой черед. "Ну как, воин? Не простую задачу я тебе задал?" -
"Не простую",- соглашался я. "Ищи",- отвечал профессор!
Я выискивал, но не находил. Но вот однажды он задал мне задание, и у
меня пошло. Он выписал мне уравнения и, моргая, подал: "Решай".
А уравнения с пятого по восьмой порядок. Я буквально исписывал горы
бумаги, но разрешить эти уравнения мне не удавалось. А защита уже шла.
Но я был упрямым и не сдавался. И, наконец, принес ему решение
уравнений на двухстах исписанных страницах. Ахиезер схватился за голову,
спросил: "Что это? Роман?" - "Нет, ваше уравнение".- "Вы нашли, вычислили
нелинейные поправки?" - "Не решил".- "Оставьте, я посмотрю".
Прихожу к профессору через неделю. Встречает: "Что же будем делать
дальше?" Я промолчал. "Хорошо. Делайте, пишите свою дипломную работу".
Я за три недели запестрил ее формулами. Защищал же ее профессор
Ахиезер. Я пытался что-то выразить оппонентам, но тотчас вставал Ахиезер и
утверждал: "Это так". Я сдерживал себя, сидел и подозревал, что и мои
оппоненты ничего не понимали, куда их уводят студент вкупе с профессором, в
какие дебри они лезут, и тухли. Я только лишь прозревал, а профессор пытался
залезть внутрь какой-то трубки с запаянным концом, из которой выкачан весь
воздух и остался вакуум, один вакуум, и ничего больше, но вакуум горячий,
сверхгорячий. Чем больше вакуума, тем горячее сама трубка. Вот-вот она
расплавится и поплывет и схлопнется...
Окончилась защита, все поздравляли друг друга. Радовались другие.
Я грустил. Ко мне не подходили. У тех оппоненты хоть что-то понимали,
трясли головами, кивали, улыбались, смеялись. Моя защита прошла без улыбок.
Будто я и не дававший мне слова вставить профессор просто объезжали их на
каком-то цифровом коне.
После защиты профессор пригласил нас всех к себе. Мы уселись кто где. Я
уже знал, что будет мне. Профессор отбирал нас. Когда очередь подошла ко
мне, профессор протянул мне руку, сухо ее пожал и проговорил: "Вас к себе я