"Леонид Левин. Китеж уходит под воду (Исповедь мертвецов) " - читать интересную книгу автора

По утрам их настойчиво будило солнце, но они дружно переворачивались
на животы, натягивали на уши одеяла и только перебранка окончательно
проснувшихся чаек и прочей пернатой вольницы заставляла вскочить и размахивая
вогкими полотенцами лететь по склону вниз, к морю...

Дикий пляж позволял обходиться без одежды, отбросив с первых дней
условности цивилизации. Клавдя так разошлась, что вообще закинула в угол
палатки полиэтиленовый пакет с набором египетских натурального хлопка трусиков
неделек и купальников. Даже отправляясь в Алушту она отважно натягивала
обрезанные по самое немогу шорты на голый, коричневый от загара задик, а
сверху накидывала старую, еще с гражданки лешкину ковбойку, не застегивая, а
завязывая ее под грудью, демонстрируя всем загорелый плоский живот с впадинкой
пупка.

Такой экставагантный наряд жестко притягивал взгляды встечных
курортных мужиков, потных, усталых от очередей в пельменных, обремененных
толстыми бабами в несвежих халатах, нагруженных зонтами, сумками, подстилками и
детьми. Их прямо тянуло, выгибало заглянуть в разрез ковбойки где наливными
яблоками покачивались ничем не стянутые холмики грудей. Курортные тетки
злились, багровели, одергивали благоверных, таращились недобро, нехорошо шипели
вслед.

Лешка любовался подругой и прощал бабам вполне обоснованную
ревность, а их мужикам - невольное восхищение и неадекватное поведение
балансировавшее на грани легкого помешательства.

Он на себе познал чары и волшебство Клавдиного тела в самый первый
день, когда, умаявшись после пешего перехода с рюкзаками и палаткой за спиной,
хлопот с разбивкой лагеря, копкой очага и импровизированного холодильника, они
поздно ночью улеглись каждый на своем матрасике, смущаясь, подтянув одеяло под
подбородок и пожелав чинно друг другу спокойной ночи.

Может показаться удивительным, но хорохорясь, попивая в компании
друзей пивцо и потягивая сигаретки они оставались дремучими, неопытными
девственниками, хоть и с некоторой теоретической подготовкой. Негде им было
уединяться, ни в Клавдиной развалюхе, где пополам с сестричкой делила
комнатенку еле вмещавшую две кровати, ни в шикарной Лешкиной изолированной
квартире, где вечно кто-то ошивался из предков, а при входе в дом сидела с
вечным вязанием гроздь старушенций-доносчиц. Целовались, обжимались по темным
углам, в задних рядах киношек, раз попробывали поддавшись зову плоти пробраться
на подвернувшийся пустой чердак, но не выдержали, сбежали от стойкого
непередаваемого запаха смеси птичьего, кошачьего и мышиного помета.

В ту ночь лежали рядом, впервые, не зная толком с чего начать...
Притворялись спящими, а сон не шел... Дыхание выдавало. Сердца стучали словно
напольные часы в ночном доме, стук носился по палатке, искрился
наэлетризованный желанием воздух, сотканый из из серебрянных струн лунного
света.

Клавдя, сработала женская натура, не выдержала первой.