"Наталия Левитина. Интимные услуги " - читать интересную книгу автора

краснотрубинской гостинице.
Городок ликовал и предавался буйному оптимизму: местная прессочка (не
поворачивался язык назвать "средством массовой информации" трудночитаемый
листок "Краснотрубинская заря", забитый объявлениями, некрологами и
поздравлениями) донесла из столицы слух, что горно-обогатительный комбинат
и ферросплавный завод будут приватизированы то ли японцами, то ли
американцами.
Краснотрубинцы, на девяносто восемь процентов состоявшие из
работников комбината или завода и уже семь месяцев не получавшие зарплату,
синхронно испытали жгучее желание отдаться самураям или янки. И ушли,
счастливые, в запой. Уникальный промышленный комплекс натужно кряхтел, как
раненый динозавр, и со вздохом выпускал в воздух плотные струи черного
дыма.
Непонятно почему, но краснотрубинцы связывали мысль об иностранном
владении комбинатом со своим будущим процветанием. Они трогательно
радовались и спешили вверить свои судьбы заморскому хозяину. Такая детская
доверчивость раздражала и огорчала Макса Шнайдера.
- Что вы хотите? - говорил молодой светловолосый и очкастый парень
неопределенного рода занятий Максим Колотов. Они со Шнайдером
скооперировались еще в шатком самолетике, когда немец внезапно
почувствовал, что его внутренние органы коварно пустились в автономное
странствие, оставив Шнайдеру жуткое ощущение: беременная женщина при виде
еды в самый разгар токсикоза. - Что вы хотите? Они думают, что японцы
построят магазин и детский сад, а в цехах поставят аппараты с бесплатным
кофе и станут вовремя платить зарплату.
- Как дети, как дети... - твердил Макс Шнайдер, брезгливо отковыривая
салфеткой засохший трупик таракана с ручки гостиничного кресла. - Ни одна
страна в мире, а ведь дела меня забрасывали в Аргентину, Зимбабве,
Таиланд, Исландию, не говорю про Европу, мой родной дом, - ни одна страна
в мире не вызывает во мне столь сильного чувства. И я не могу никак
разобраться - то ли это ненависть, то ли род особой, мучительной любви.
- Совершенно вы правы, Макс. Россия - как женщина. Больше любят тех,
кто причиняет больше боли, - отвечал Максим Колотов.
Мужчины, замученные женщиной-Россией, сидели в гостиничном номере
около журнального столика, где стояли бутыль минеральной воды и
пластмассовое корытце с вязким супом из индийских трав для Макса Шнайдера
и банка пива и хлеб с колбасой для Максима Колотова. Уже ходили в школу
дети, родившиеся в год начала перестройки, но краснотрубинские магазины,
как и прежде, изумляли посетителей пустотой прилавков. Еду - немецкий
шоколад, турецкое печенье, просроченную салями в золотистой фольге -
предлагали маленькие и грязные коммерческие киоски. Поэтому
предусмотрительный Шнайдер посвятил гастрономической теме целый чемодан из
своего основательного шестиместного багажа.
Несмотря на отсутствие кондиционера, по комнате гулял ветерок, и,
хотя пейзаж, вырисовывавшийся в окне, был безнадежно испорчен трубами
комбината, дышалось легко.
- Через час отправляемся в аэропорт, - предупредил Максим Колотов.
Напоминание о маленьком, доисторическом самолете, доставившем
господина Шнайдера в Краснотрубинск (в критический момент выяснилось, что
у стюардессы нет пакетов, и весь пассажирский коллектив в едином порыве