"Андрей Левкин. Мозгва" - читать интересную книгу автора

ноги, палки; у них были сильные очки, полуоткрытые рты.
В магазине он припух, что ли. Не так чтобы от вида полубольных огурцов,
а по совокупности. Сегодня этот магазин почему-то выглядел как место ужаса.
Прилавки эти стеклянные, гнутые - сколько им уже лет? Вообще, странно: как
все это тут оказалось? Как все это составилось вместе? И он, вдобавок, тоже
тут. Ходит между отделами. Как он тут вообще оказался, между всеми этими
прилавками, огурцами, белыми пакетами, бутылками? Кто он такой, почему он
именно тут, а?

* * *

Поставив в холодильник покупки, он, поморщившись, увидел какой-то
кулек, сверток - небольшой, зелено-бумажный, непонятно что в эту салфетку
завернуто. Разворачивать и смотреть не хотелось, ему вдруг пришло на ум, что
там тоже завернут какой-то эмбрион, который жена отнесет наутро
какому-нибудь суррогатному телу. Розовый, полупрозрачный, еще с хвостом
вместо ног, как креветка. И у них к октябрю тоже что-нибудь родится.
А архитектор Чечулин, который и дом этот, вроде, выстроил, и гастроном
заселил рыхлыми огурцами, имел склонность к крупномасштабному ансамблевому
мышлению. Склонность была удовлетворена жизнью, с 1945-го по 1949-й он был
главным архитектором Москвы, лично построив много чего.
"Комсомольскую-радиальную", например. "Киевскую" Филевской линии, вестибюли
станций "Динамо" и "Охотного ряда". Тяготея к русскому классицизму рубежа
XVIII-XIX веков, стал одним из главных по "Большому стилю". Промышлял не
только под землей, это он надстроил на два этажа здание Моссовета, застроил
всю площадь Маяковского, установив там зал им. Чайковского, гостиницу
"Пекин", дом, в котором кинотеатр "Москва" (ныне - "Дом Ханжонкова", ну а
площадь снова "Триумфальная"). Рисовал жилые дома на проспектах Ленинском и
Кутузовском, а после смерти Сталина построил Библиотеку иностранной
литературы, гостиницу "Россия" и Дом правительства на "Краснопресненской",
пристроив свой же проект "Дома Аэрофлота", сделанный еще в 30-е, тогда хотел
поставить его напротив Белорусского вокзала. Высотку на Котельнической тоже
он воздвиг, а еще - еще он заполнил водой фундамент Дворца Советов, назвав
результат бассейном "Москва".
Очевидно, был эстетом, что засвидетельствовано его интерьерами. На
"Киевской-Филевской" настелил тщательный орнамент, фактически - ковровый
узор станционного пола из мраморной мозаики. Пол сохранился кусками,
например - в переходе на "Киевскую-Кольцевую", возле нынешней закусочной, на
платформе-то все давно уже устлали тротуарно-сантехническими плитами. Мало
того, в плиту перекрытия "Киевской-Филевской" он вделал 150 сферических чаш,
работавшими отражателями для подвешенного к каждой из чаш светильника. 150
чаш, в три ряда. Сами эти полусферы никуда не делись, но вместо исходных 150
конусообразных люстр из бронзы и стекла там теперь голые неоновые рожки: по
три в каждой впадине, похожи на телеантенны 60-х годов. Люстры сперли очень
давно, даже на фотографиях 60-х годов видны уже эти гнутые рожки. Но мозаика
между закусочной, торгующей бурритос, и игральными автоматами очень хороша:
небольшие плоскости отполированного мрамора: пепельного, мышиного цвета,
цвета слоновой кости и песчаного цвета. На мозаике обычно спят собаки - на
"Киевской" всегда много больших, спокойных собак. Чечулин, наверное, верил в
счастье.