"Анри Левенбрюк. Синдром Коперника" - читать интересную книгу автора

Говорят, что в нашем западном обществе XXI века - империи лицемерия -
тема смерти под запретом, и именно потому, что мы не видим смерть, она нас
так пугает. Но как чужая смерть может помочь мне примириться с собственной?
Смерть других мы не переживаем, а констатируем. Умерший - объект,
который исчезает. Но я-то не объект, я, черт побери, субъект! Сравнивать
следует то, что сравнимо. Я - субъект, не так ли? Не знаю, почему я
спрашиваю у вас. Я - субъект лишь для себя самого.
Так что нет, смерть другого не влияет на мое положение живого, опыт
смерти непередаваем, а значит, ничья смерть не заставит меня принять свою.
Напротив, смерть других напоминает мне о неизбежности того, что ждет меня,
но не делает для меня собственную смерть мыслимой, а тем более приемлемой.
Как подготовиться к тому, чего не можешь пережить? Смерть других не делает
мою смерть мыслимой. Ибо моя смерть уникальна, непередаваема, и я буду
единственным, кто ее познает.
Моя смерть не поддается наблюдению, поскольку, когда она наступит, меня
уже не будет. Больше не быть. Не быть больше. Ничем. Даже тем огромным
ничем, которым мы были прежде, чем родились. Потому что тогда мы еще были
возможностью. А после?
Смерть - степень одиночества еще более высокая, чем жизнь. Как будто
этого уже не достаточно.

Глава 10

Спустя сутки после теракта в башне КЕВС журналисты все еще не могли
назвать точное число жертв. Вероятно, больше тысячи, говорили они. "Но
официальные цифры могут значительно возрасти в ближайшие часы, оставайтесь
на нашем канале". Одно они повторяли с уверенностью: поскольку первый этаж
был взорван и никому не удалось эвакуироваться, никто из находившихся внутри
не уцелел.
Это не совсем так. Ведь я спасся.
Но об этом знал я один. Точно так же только я знал почему. По какой
причине мне удалось избежать гибели.
И эта причина все ставила с ног на голову. Она меняла все. И теперь,
когда я сидел здесь, на белом родительском диване, именно она приводила меня
в ужас. Я понимал, что никто мне не поверит и придется мне справляться с
этим самому. В одиночку.
В день теракта я пришел в башню КЕВС сразу после восьми. На
еженедельный прием к доктору Гийому - психиатру, у которого я наблюдался с
самого начала болезни, в кабинет на сорок пятом этаже башни, при медицинском
центре, где он работал. Лучший специалист в Париже, как уверяли мои
родители. Раз в неделю он делал мне инъекцию нейролептиков пролонгированного
действия, что позволяло мне не глотать таблетки ежедневно, и следил за ходом
моей болезни.
За пятнадцать, максимум за двадцать секунд до взрыва, когда я ждал
лифта в вестибюле башни, произошло нечто, заставившее меня убежать прочь.
Что-то из ряда вон выходящее, чему никто, разумеется, не поверит.
В действительности в ту самую минуту со мной случился эпилептический
припадок. Так их называл мой врач. "Приступы височной эпилепсии",
сопровождавшиеся "бредовыми состояниями". Мигренью, потерей равновесия,
зрительными расстройствами. Симптомами, которые всегда предшествовали моим