"Георгий Левин. Жизнь на обочине ("Жизнь ru" #3)" - читать интересную книгу автора

взрослой жизнью. Кормили свиней, коров, гусей и кур. Были полноправными
работниками в семьях. Детские руки покрывали мозоли следы взрослого труда.
Вот и были мы без скидки на детский возраст, взрослыми. Знали и боль, и
горе, и жизнь. Насупленные и серьезные очень редко радовались и смеялись.
Таким и было мое поколение. Поколение детей войны. Она отобрала у нас
детство. Состарила сразу и навсегда.
Так и проходили военные годы.
Отец и мать были эвакуированы с заводом. Отец считался специалистом по
сборке танков. Руководил цехом. Перевыполнял план. Его грудь украшали
правительственные награды и на фронт его не отпускали. Приказали в партийном
порядке прекратить забрасывать военкома заявлениями. Он и подчинился. С
партией тогда никто не спорил. Почему? Не знал. Это уже стал взрослым и
узнал о стране ГУЛАГ. И об ее ужасах.
Письма от родителей приходили не часто. Они работали по 12-14 часов без
выходных. Но так работал и весь народ страны вставшей на пути коричневой
заразы. Труженики тыла, как их называли, в прессе и по радио. Геройством это
не считалось. Дни шли за днями слагались в недели, месяцы и годы.
В 1943 году смерть коснулась и нашей семьи. Умер дед. Человек, который
меня растил. Он просто однажды лег на лавку. Зажал в руках старый образок.
Обвел взглядом горницу, бабушку, меня и сестру, а потом улыбнулся и закрыл
глаза. Больше он их не открывал. Улыбка так и осталась на его сморщенном
лице. С ней его и похоронили. Этот осенний день запомнил навсегда.
До обеда моросил мелкий дождь. После обеда неожиданно выглянуло солнце.
Оно тоже провожало деда в его последний путь на сельский погост. Холмик
земли и крест. Вот и все, что осталось от моего деда. Я не плакал на его
похоронах. Голосили женщины. Мужчины просто шли с суровыми лицами. Хотя
многим из них было на год-два больше моих лет. Но наши плечи несли тяжесть
мужских забот. Мы и старались этому соответствовать. Такими были все мои
сверстники!
Весной 1944 года горе опять посетило наш дом. Умерла сестра. Зимой она
простудилась. Лечили ее снадобьями всем селом. Но болезнь не проходила. Она
съедала тело 12 летней девочки. Высушила его и отбирала надежду. Я ругал
болезнь самыми грязными словами. Что только знал. Даже не понимая их смысла.
Однажды бабушка подслушала мою ругань. Она взяла меня за руку и отвела
в дом. Усадила за стол. Открыла старый потрепанный молитвенник и прочла
первый псалтырь. Так она начала учить меня церковным премудростям.
В то время в нашем атеистическом государстве эти знания не
приветствовались. Осуждались и подвергались осмеянию. Но народ их хранил.
Как хранил и старые церковные книги и иконы. Так было испокон века. В душе
ведь народ был православный! Разрушение церквей и уничтожение священников
большевиками не убило веры. Народ просто затаился. Сделал вид, что
покорился. Так он всегда переживал лихолетье. Внешне народ был покорный и
послушный, а в душе...
Туда не заглянешь и ничего не прочтешь. Там хранил народ свою веру и
мудрость. И вот меня приобщили к этому таинству. Я увлекся всем этим
новшеством. Вечерами бабушка читала молитвы и псалмы. Их учил наизусть.
Но болезнь не отступала. Сестра таяла на глазах. В один из дней она
просто не проснулась. Ее маленькое иссушенное болезнью тельце положили в
гроб из не строганных грубых досок. Совсем маленький.
Его закопали рядом с могилой деда и установили маленький крест. Это