"Клайв Льюис. За пределы безмолвной планеты (Роман)" - читать интересную книгу автора

составленный из покрытой лесом суши и играющей, бегучей,
вездесущей воды. Малакандра гораздо меньше напоминала Землю,
чем ему поначалу казалось. Хандрамит не был обычной долиной,
дно которой поднимается и опадает вместе с горным хребтом: он
вообще не имел отношения к горам. Скорее, это была огромная
трещина или расселина переменной глубины, рассекающая плоскую
возвышенность харандры. Именно харандра, как теперь
представлялось Рэнсому, была настоящей "поверхностью" планеты;
во всяком случае, так ее обозначил бы любой земной астроном.
Что же до хандрамита, он казался бесконечным; насколько хватало
глаз, он убегал вдаль по прямой, как разноцветная лента,
сужаясь в перспективе, пока, наконец, не вырезал в линии
горизонта аккуратную букву "V". Хандрамит был виден на добрую
сотню миль; кроме того, подумал Рэнсом, со вчерашнего дня он
оставил позади еще миль тридцать - сорок.
Тем временем они спускались мимо порогов и водопадов туда,
где можно было снова опустить лодку на воду. Рэнсом продолжал
изучать малакандрийский язык. Он узнал, как переводятся слова
"лодка", "порог", "вода", "солнце" и "нести"; последнее
особенно его заинтересовало, поскольку для него это был первый
местный глагол. Кроме того, хросс долго втолковывал ему некое
соотношение, содержавшееся в контрастных парах слов "хросса -
хандрамит" и "серони - харандра". Рэнсом решил, что,
по-видимому, хросса живут внизу, в хандрамите, а серони -
наверху, на харандре. Но кто такие "серони"? Сомнительно, чтобы
голые просторы харандры могли поддерживать жизнь. Возможно,
подумал Рэнсом, у хросса есть мифология (он не сомневался, что
они находятся на первобытном уровне развития), и "серони" -
это божества или демоны.
Они снова сели в лодку и поплыли дальше. Приступы тошноты,
хотя и не такие мучительные, как первый, по-прежнему часто
одолевали Рэнсома. Лишь через несколько часов он догадался, что
слово "серони" вполне может быть множественным числом от
"сорн".
Справа от них солнце клонилось к закату. Оно опускалось
быстрее, чем на Земле (по крайней мере, в земных широтах,
знакомых Рэнсому), и закат в безоблачном небе не мог
соперничать красками с земным. Было и еще какое-то
трудно-постижимое отличие; но не успел Рэнсом разобраться, в
чем тут дело, как иглы черных пиков черными силуэтами
перерезали солнечный диск, и в хандрамите стемнело. По левую
руку, на востоке, бледно-розовая харандра еще была освещена.
Она уходила к горизонту - далекая, гладкая, безмятежная, как
некий возвышенный мир духа.
Они вновь пристали к берегу и на этот раз направились в
чащу лилового леса. Голова у Рэнсома все еще кружилась после
долгого плавания, и земля, казалось, покачивалась под ногами.
Он очень устал и шел сквозь сумерки в каком-то смутном полусне.
Вдруг между деревьями пробился свет, и они вышли к костру.
Пламя отбрасывало блики на огромные листья над головой, а между