"Джордж Вандеман. Удивительные пророчества Библии " - читать интересную книгу автора

они свободно решали, любить им Его или нет, пусть даже в этом крылась бы
угроза бунта одного, а может быть, и всех людей. Если бы такое случилось, Он
бы, конечно, мог выстроить их в одну шеренгу или просто бросить их, как
сломанную игрушку, и этот поступок показал бы, что Он действительно
могуществен. Но тут же стало бы ясно, или по крайней мере могло показаться,
что на самом деле Ему не нужны те, кто может думать и выбирать; просто Он
хочет иметь смирных, бездумных роботов, неспособных бунтовать. И это было бы
неверно.
Если бы Он просто бросил Свой народ, то все свидетели решили бы, что у
Него характер суровый и жестокий, и никто бы Его не понял. Господь мог бы
просто не замечать поднятого бунта, смотреть в другую сторону и делать вид,
что ничего не произошло. Но в таком случае воцарился бы хаос, мятеж набрал
бы силу, и Его царство разрушилось бы.
Он мог бы попытаться объяснить всю несправедливость человеческого
бунта, чтобы наблюдавшие поняли, почему Он решил оставить сотворенный Им
народ. Однако объяснять опасность бунта тем, кто его никогда не видел, - все
равно что растолковывать тригонометрию оловянным солдатикам, выстроенным на
полу. Что Ему оставалось делать? Вы понимаете, в какое затруднительное
положение Он попал?
Эдна Винсент Миллей умерла в 1950 году. Она не верила в Бога. Ее слова
были резкими и порой безрассудными, но одно из ее стихотворений,
опубликованных после ее смерти, показывает, что Миллей понимала эту проблему
лучше многих. Фредерик Спикмэн пересказал это стихотворение прозой. Вот оно:
"Я не очень поражена той работой, которую проделал Бог, творя этот мир.
Конечно, когда я смотрю со стороны, меня все изумляет. Однако, если бы у вас
была такая же сила, как у Бога, сотворение стало бы простым и обычным делом.
Нелегко, конечно, управлять материей, этим тяжелым упрямым веществом,
которое Он использовал. Однако если все создал Бог, то Ему, наверное, было
легко и весело придать ей любую форму: сюда бросить планету, туда - звезду,
быстро создать для них какую-нибудь галактику и даже, сосредоточившись на
нашем маленьком шаре, украсить его кору жизнью! Нет, если бы у меня была
мудрость, мастерство и сила Всемогущего, я, конечно, создала бы такой же
прекрасный и превосходный, такой же страшный и горестный мир, как наш.
Меня ужасает другая беда, в которую Бог Себя ввергнул. Он сотворил
человеческое сердце, сделал его свободным, дал ему возможность жить
самостоятельно, и теперь, глядя, как оно следует своей дорогой, уклоняясь во
всевозможные несовершенства, непристойности и распутства, Он пытается
вернуть нас к тому, для чего предназначил. Он читает наши теперешние сердца,
видит напластования порока, слежавшиеся в наших душах подобно листьям,
превратившимся в уголь, и затем пытается все это распутать, не насилуя нас!
Он пытается все понять, не испытывая к нам ненависти. Наказать наши
грехи, не уничтожив нас! И, кроме того, неустанно пытается убедить нашу
немощь в том, что ей надо выбрать Его благость.
Вот это настоящая беда, - завершает свое стихотворение Миллей. -
Во-первых, я не могу понять, почему Он этим обеспокоен, а во-вторых, я и на
миг не могу себе представить, что из этого может что-то путевое получиться.
Но как же я уважаю Его за Его отважную попытку!" (Love is Something You Do,
pp. 35, 36).
Может ли верующий сказать лучше? Наверное, нет, если не добавить, что
Бог преуспеет в Своем начинании и завоюет достаточно человеческих сердец,