"Владимир Личутин. Фармазон (Роман) " - читать интересную книгу автора

глазки набрякли, накровянели. Сколько крови, тепла и мясов было в этом
большом мужике, что даже посередке моря, когда невольно скорчишься от
сквозного ветра, - от него же валил пар. - Все, господа-товарищи, делится
пополам, а грех не разделишь. Так мне мамаша говорит. Ты, говорит, сынок,
чужих грехов не считай, ты лучше своих не делай. А разве тут устоишь, если
такое хозяйство на мне.
Сметанин еще выкаблучивался, цену себе набивал, а руки меж тем ловко
добыли из поклажи бутылку, ну а раз море из стопочек не пьет, стопочками
лишь в домашнем застолье дразнятся, то Коля База готовно достал из рундучка
солдатскую кружку. Разливал Сметанин твердой, привыкшей к гостьбам рукою, а
сам вроде бы случайно испытующе оглядывал лица, примерялся, приценивался, с
кого начинать питье. Казалось бы, эко диво, чего размышлять у оседланного
коня: садись и поезжай, коли подушки не болят. Подай сначала ближнему, кто
под рукой, после другому, но лучше-то всего и безо всяких раздумий по
неписаному закону отправь сначала страдальцу Грише Чирку; вон он сидит в
носу карбаса, засиверел весь и над губою капля провисла... Но не так полагал
бухгалтер: он тоже не лыком шит, за службу свою побывал среди людей и в
хороших застольях сиживал и на банкетах, где зряшного слова не скажут и
винцом лишний раз не обнесут, - это уж после, как захмелишься слегка да душа
взыграет, смекай с дружками на стороне, чтобы ублажить натуру. Нет, совсем
не простое дело - обнести питьем.
"Гриша потерпит, он битый мужик и свой, а если старый, так лежал бы на
печи, - размышлял Сметанин. - Иван Павлович за спиной - гость, конечно,
его-то бы уважить, он по дебиту-кредиту высоко шел, да много ли мы от него
видели? Как уехал в город - и шапку заломил. Да он на родину с... хотел с
высокой горы. А нынче что, одно сальдо. А сальдо - баранка. Вроде бы та же
костяшка, да рангом ниже. Была рублевая, а может, и за десятку шла, а нынче
копеешная, один форс и штаны бостоновые. Пензия ты ныне, Иван Павлович,
пен-зи-я... Колька не в счет, он у руля. Ему не положено... Но вот на
переднем уножье сидит Тимофей Панин, новый лесник, его бы и приручить.
Строить нынче надо колхозу? Надо. Лес рубить тоже надо. Одно дело на горних
борах да близ реки - любо дело. Свалил, сучки обкорнал, скатал бревна в реку
и по большой-то воде весенней и гони. А наступи такому на мозоль - парень
своенравный, с шишкой во лбу - выделит деляну на моховой раде, где от дерева
к дереву не докричишься, да и лесок-то с карандаш, с табачной гнильцой, да
болонь синяя, да косослойный, да винтовой. Поди выбери из него годного
товару... Манерный парень, себе на уме, с поперечиной в душе, но по всему
видать - попивает: лицо землистое, и в глазах тоска".
- Тимофей Ильич, держи. С вашего краю, по солнышку, - схитрил Сметанин
и, не дожидаясь отговорок, протянул кружку. Ланин не жеманился, выдохнул в
сторону, заранее скривился окоченевшим лицом и по-мужицки лихо опрокинул в
себя. "Хороша, зараза", - сказал, передернувшись, и вытер ладонью
развесистые губы. Вот тебе и бывший учитель.
- Колом встала, ой колом. Как полено забили, - загундосил расслабленно
Гриша Чирок, возвращая кружку. Не поперхнулся ведь старик, не задохнулся
угаром, выхлебнул полпосудинки водки, а лишь воспрянул весь, заиграл, словно
бы кровь загорелась.
- Я-то разве чуть-чуть. Самую малость. Я не принимаю обычно, -
заманерничал Тяпуев, но, однако, слегка приложился, поначалу брезгливо
оглядев кружку и отыскивая не захватанный губами окраек.