"Владимир Лидин. Рассказы о двадцатом годе " - читать интересную книгу автора

ПЛЕМЯ УБИЙЦ

Март, как сохатый олень; он широко шагает над городом, ноздри его
сторожко вдыхают тишину. А внизу - тетеревиная чернь ночи и масляный лоск
камней. В такие вот глубоко запавшие ночи рождается земля по весне, с
треском и звоном разбивает она ледяную скорлупу, и туманы рождения низко
клубятся над нею. Днём я стоял у кирпичной стены в переулке; кирпич
осыпался, остро краснел, он был безжалостен: можно биться о него головой,
грызть зубами и выплёвывать красное крошево - кровь и кирпич - он не
содрогнётся: в нём - вечность. Я трижды пробовал вслух заговорить с собой; я
говорил:
- Я умираю с голода... я не ел кряду три дня. Жалкая чистюлька, дрянь!
Если ты не способен убить человека, то хоть укради, видишь - раскрыто окно и
никого в комнате... замани ребёнка во двор, сними с него платье - это даже
не преступленьице, а только самозащита. Или подыхай с голода, подыхай,
подыхай, тварь! Целое племя будет хохотать над тобою, целое племя тех, для
кого убить человека, если к этому пришла жизнь или необходимость, так
буднично просто, как всякое другое дело.
Я говорил себе ещё:
- Что же делать, но я не умею, я не могу даже сорвать с верёвки
белья... Я неспособен обидеть ребёнка, я боюсь людей... безжалостный кирпич!
Прохожие оглядывались на меня, моё лицо было им неприятно, они
торопились дальше. Впрочем, мальчуган с синими глазами - такая синева! -
остановился напротив, долго испуганно смотрел на меня, наконец, он спросил -
очень вежливо:
- Вы сумасшедший?
Утром снова я был на вокзале. На вокзале можно думать о скитаниях, об
удивительных странах: гудки паровозов и люди на ходу. Я предлагал нести
багаж, я предлагал нести багаж на себе через весь город, но люди с пути
торопились, они докучливо отмахивались, и раз только высокий усатый
человек - тараканьи усы и крутые глаза на выкате - сказал, усмехнувшись:
- Ну, что ж, попробуй донести этот сундук.
Сундук был обит железом, он был сто пудов, его не подняли бы и четверо,
я долго возился над ним, скрипел зубами, обливался потом. Человек говорил
мне:
- Не надо быть аферистом. Не надо браться за работу, которую не можешь
выполнить. Если ты безработный - зарегистрируйся по специальности на бирже
труда.
Он говорил так скучно, тараканьи его усы топорщились - это был,
наверное, кассир из артели или церковный староста. Я стоял перед ним -
дымящийся, я хотел сказать:
-Я не ел три дня... откуда же могут быть силы? Я согласен на любой
труд, только дайте мне оправиться, отдохнуть, собрать себя... я весь, как
собака в моём дворе, в душевной чесотке, я запаршивел от голода и равнодушия
жизни...
Он подозвал носильщика с тележкой, и тот повёз сундук прочь. Я долго
ещё сидел - весь липкий от пота - в углу вокзального буфета, я смотрел, как
люди присаживались, стучали ножами о тарелки, резали мясо, смеялись и пили
пиво; от запаха мяса я ослабел совсем. Я едва добрёл до дома и сел у ворот
на камень; я даже дружески посвистал дрожащими губами дворовому псу. Мы