"Владимир Лидин. Рассказы о двадцатом годе " - читать интересную книгу авторастали очень похожи друг на друга - тот же неверный взгляд, шатающаяся
походка и собачья, собачья усталость. Меня одного дарит он своей суровою дружбой. Шерсть на нём сбилась, повылезла, на плешинах - чесотка; днём, прижав хвост к животу, всеми своими ребринами наружу, он подолгу сидит у порога, и прохожим собакам противно даже его обнюхивать. Мы долго сидели рядом, но надо было двигаться, чтобы не обессилеть вовсе. Я дружески посвистал ему: - Будь здоров, друг,- но кончик его хвоста не дрогнул, как обычно, пёс молчаливо поднялся и поплёлся за мной. Он никогда не сопровождал меня - что почувствовал он в этот день и почему шёл за мной? Мы медленно шли и часто вздыхали. Человек в мохнатом пальто; в роговых очках, переходил улицу, он внимательно поглядел на меня, потом на собаку, и я вдруг сказал ему: - Не хотите ли купить эту собаку? Это умное существо, настоящий друг. Это простая русская собака, но у неё душа Гамлета, уверяю вас. Он удивленно оскалил золотые зубы, он поглядел на её изглоданные чесоткой бока, он потерял на ходу учтиво: - Нет... нет,- вероятно, это был американский корреспондент; он был благодарен за тему, он был презрительно-вежлив, как человек особой породы. Мы долго стояли на углу - кто не знает эту покорную безнадёжность, когда люди косятся и быстро проходят мимо; но это - как замерзание: уснёшь - замёрзнешь; надо двигаться, надо смотреть в витрины, надо гнать себя мимо - иначе тупость отчаяния, иначе вот это последнее безразличие: жизнь ли, смерть ли - всё одинаково. И мы пошли дальше, мы долго стояли у начищенной витрины гастрономического магазина; наконец, я вошёл. Свежие опилки на цветных равнодушно: - Собак нельзя вводить, гражданин. Я спросил: - Сколько стоит фунт масла? Он ответил. Я спросил ещё: - А швейцарский сыр у вас есть? - Есть. Тогда я сказал: - Мне ничего не нужно. У меня совершенно нет денег. Но, может быть, вы купите у меня собаку. Если её подкормить, это будет необыкновенный сторож для магазина. У вас, наверно, найдутся обрезки. Она умна, как человек. У неё нет ни одной дурной привычки. Она деликатна, она никогда не просит есть. Он медленно вышел из-за прилавка, он взял меня за плечо и холодно вытолкал прочь. Предлагай я пустые бутылки, ломаный кирпич, наконец, попрошайничай,- он белоснежно-язычески уронил бы мне слово, но я предлагал паршивую собаку в чесотке - разве мог он понять, что я предлагаю живую неповторимую душу, единственную во вселенной,- он холодно смотрел, мимо, толкая меня прочь. Восхитительное вдохновение, незнаемую волю - я обязан этим ему, его несмываемому белоснежному презрению. Я зашёл к сапожнику напротив, долбившему молоточком подошву; колокольчик очень приятно звякнул над дверью. Я спросил: - Вы сапожник Муратов? Он сказал вопросительно: - Я. |
|
|