"Альберт Анатольевич Лиханов. Кикимора " - читать интересную книгу автора

видит и слышит, а не здоровается в ответ нарочно.
Почему? Это расстояние было так велико - сперва сорвать шапку с
головы, а потом не заметить.
И снова снять шапку перед пацаном...
Странность Мирона всегда оставалась для меня новой, не переставала
поражать, и классе в третьем я сказал об этом маме.
Она выслушала серьезно, оглядела меня очень строго, словно оценивала
мою готовность понять ее, и сказала:
- Ты к нему близко не подходи! Он всегда с кнутом.
Я обиделся. Конечно, я пацан, но все-таки не бессловесная Машка.
Неужто посмеет? Нет, мама явно перебирала, заботясь обо мне.
- Сказанешь! - усмехнулся я.
Мама, точно Мирон, не услышала моих слов.
- Он ведь кулак! - проговорила она.
- Какой кулак? - ахнул я.
Кто такие кулаки, я уже знал, не малыш ведь бестолковый.
- Раскулаченный и высланный, - объяснила мама. - Вот какой.
Сколько я ее ни пытал, мама ничего больше не прибавила - сама не
знала. Кулак, и все. Откуда-то с Урала.
- С Линой говорить неудобно, - объяснила она, - девка хорошая, только
расстроится. Захаровна хоть и разговорчивая, да об этом помалкивает, а
Мирона, сам понимаешь, не спросишь.
Кулак! Всем ведь известно, что кулаки - это богатеи; и враги Советской
власти, и этого мне хватило, чтобы испугаться Мирона еще больше.


У него было много обязанностей в детской поликлинике, а главная среди
них - кучер, точнее, извозчик, потому что кучер возит только седоков, а
извозчик еще и грузы. На дворе возле конюшни стояла телега, а в самой
конюшне, рядом со стойлом, хранился возок для заведующей поликлиникой.
Иногда я видел, что Мирон выходит необычно принаряженный, - это значило,
что он заведет Машку в оглобли возка, черного, лакированно-блестящего, а
потом подгонит свой экипаж к парадному, или "чистому", как говорила
Захаровна, подъезду.
Из поликлиники быстрым шагом выходила мрачная длинная тетка в широком
пальто - я никогда не видел, чтобы она с кем-нибудь здоровалась или
разговаривала, - плюхалась на заднее сиденье, возок слегка перекашивался, а
Мирон звонко чмокал на Машку и меньше лупил ее вожжами, трогая с места, -
видать, стеснялся заведующей.
Похоже, Мирон любил такие выезды, но удовольствие это случалось
нечасто: заведующая ездила только по каким-то особым случаям, а так ходила
пешком, и я не раз сторонился ее мрачной долговязой фигуры, маячившей
посреди мостовой. В одной руке заведующая всегда держала маленький плоский
портфельчик, который казался еще крошечней именно в ее руке.
Так что Мирон редко получал удовольствие проехаться в лакированном
экипаже, принаряженным, а чаще - в телогрейке и треухе, коли зимой, или
простой рубахе без подпояски, если летом, он возил в поликлинику бутылочки
с едой для самых маленьких малышей - такие махонькие бутылочки с метками по
всей длине, заткнутые белыми бумажками и расставленные в ящики из железной
проволоки. В поликлинике был пункт раздачи питания, и вот Мирон рано утром