"Альберт Анатольевич Лиханов. Лабиринт " - читать интересную книгу автора

комод уставилась и замолчала. Смейтесь, стучите, кричите - ей хоть бы хны!
Нет ни комода перед бабой Шурой, ни стенки за ним, ни улицы за домом -
уставилась баба Шура, глядит куда-то в никуда - и все тут!
Мама заметила первой бабкину перемену, приутихла, опустила голову,
будто виновата, что с отцом шутили, засмеялись. А бабке этого мало. Молчит,
сидит недвижно, как сыч на суку, и глазами не моргнет.
Отец вздохнул, стянул галстук с шеи, из угла в угол заходил.
Ходил, ходил, а мама как всегда. Будто пол возле бабкиных ног моет.
Тряпочкой тихонько туфли ее обводит, чтоб встала потом баба Шура, а от нее
как ни в чем не бывало сухие следы друг в друга уперлись. Боится мама бабу
Шуру, тихонько туфли уже сняла, в шифоньер поставила, чулки отцепляет.
Отец остановился перед ней, опять вздохнул, размял папироску, просыпал
табак.
- Ну что ж, - сказал бабе Шуре, а сам на маму поглядел, будто все это
не бабке, а ей говорит. - Ну что ж, Александра Васильевна, так нам тут
возле вас и сидеть? Мы ведь вроде еще не старики, хочется же в гости
сходить к товарищам. Да и обещали, что придем, неудобно...
Мама совсем голову опустила, будто это ее отец ругает. Отец тогда
погнул к маме, по волосам ее, как маленькую, погладил.
- Что же вы, в самом деле, Александра Васильевна, - сказал отец, маму
гладя, - вроде бы взрослые мы люди, да вот и Маше тоже развеяться не
мешает, а то все дома и дома... Кухня, да полы, да плита...
А баба Шура все сидела не шелохнувшись, словно и не касалось это ее.
Словно не с ней отец говорил.
Но отец все ходил, все ходил, курил, пуская яростно дым, и говорил
ровно, спокойно. И Толику показалось, что отец все это вовсе и не бабе Шуре
говорит. И не маме. Неизвестно кому говорит отец, наверное, даже никому.
Просто так он все это говорит, лишь бы не молчать, лишь бы сказать хоть
что-нибудь. Будто себя уговаривает. Будто успокаивает себя.
Ровно говорил отец, как некоторые учителя на уроке, и все одно и то же
повторял. Потом глаза у него потухли, как папироска, и он уже не говорил, а
под нос себе бормотал. А баба Шура молчала. Молчала - и все тут, хоть
лопни!
Только уж ночью, когда все легли спать и успокоились окончательно,
баба Шура принялась на диване ворочаться, пружинами ржавыми скрипеть. Это
значит, не все еще. Еще не сказано, значит, сегодня последнее слово, и хоть
говорил отец целый вечер - сперва распалясь, потом тихо, под нос бурча, -
не за ним все-таки последнее слово, нет. За бабкой Шурой.
Поскрипит пружинами бабка, поворочается с боку на бок, будто
председатель на собрании колокольчиком позвонит, и скажет свое последнее
слово:
- Промежду протчим, я вам мама, а не Александра Васильевна!..
Это она отцу говорит. И лучше уж отцу промолчать, потому что иначе
баба Шура и завтра говорить не станет. Просидит целый день, уставившись в
одну точку, и обед не приготовит, и весь вечер снова испортит.
Промолчит отец, неизвестно о чем думая, а уж мама и вовсе ничего не
скажет.
Словно ничего они не слышали.
Только бы с бабкой не спорить.