"Альберт Анатольевич Лиханов. Последние холода " - читать интересную книгу автора

Вот в те дни, а точнее, в первый день после весенних каникул, Анна
Николаевна выдала мне талоны на доппитание. После уроков я должен идти в
столовую номер восемь и там пообедать.
Бесплатные талоны на доппитание нам давали по очереди - на всех сразу
не хватало, - и я уже слышал про восьмую столовку.
Да кто ее не знал, в самом-то деле! Угрюмый, протяжный дом этот,
пристрой к бывшему монастырю, походил на животину, которая распласталась,
прижавшись к земле. От тепла, которое пробивалось сквозь незаделанные щели
рам, стекла в восьмой столовой не то что заледенели, а обросли неровной,
бугроватой наледью. Седой челкой над входной дверью навис иней, и, когда я
проходил мимо восьмой столовой, мне всегда казалось, будто там внутри
такой теплый оазис с фикусами, наверное, по краям огромного зала, может,
даже под потолком, как на рынке, живут два или три счастливых воробья,
которым удалось залететь в вентиляционную трубу, и они чирикают себе на
красивых люстрах, а потом, осмелев, садятся на фикусы.
Такой мне представлялась восьмая столовая, пока я только проходил
мимо нее, но еще не бывал внутри. Какое же значение, можно спросить, имеют
теперь эти представления?
Объясню.
Хоть и жили мы в городе тыловом, хоть мама с бабушкой и надсаживались
изо всех сил, не давая мне голодать, чувство несытости навещало по многу
раз в день. Нечасто, но все-таки регулярно, перед сном, мама заставляла
меня снимать майку и сводить на спине лопатки. Ухмыляясь, я покорно
исполнял, что она просила, и мама глубоко вздыхала, а то и принималась
всхлипывать, и когда я требовал объяснить такое поведение, она повторяла
мне, что лопатки сходятся, когда человек худ до предела, вот и ребра у
меня все пересчитать можно, и вообще у меня малокровие.
Я смеялся. Никакого у меня нет малокровия, ведь само слово означает,
что при этом должно быть мало крови, а у меня ее хватало. Вот когда я
летом наступил на бутылочное стекло, она хлестала, будто из водопроводного
крана. Все это глупости - мамины беспокойства, и если уж говорить о моих
недостатках, то я бы мог признаться, что у меня с ушами что-то не в
порядке - частенько в них слышался какой-то дополнительный, кроме звуков
жизни, легкий звон, правда, голова при этом легчала и вроде бы даже лучше
соображала, но я про это молчал, маме не рассказывал, а то выдумает еще
какую-нибудь одну дурацкую болезнь, например малоушие, ха-ха-ха!
Но это все чепуха на постном масле!
Главное, не покидало меня ощущение несытости. Вроде и наемся вечером,
а глазам все еще что-нибудь вкусненькое видится - колбаска какая-нибудь
толстенькая, с кругляшками сала, или, того хуже, тонкий кусочек ветчины со
слезинкой какой-то влажной вкусности, или пирог, от которого пахнет
спелыми яблоками. Ну да не зря поговорка есть про глаза ненасытные. Может,
вообще в глазах какое-то такое нахальство есть - живот сытый, а глаза все
еще чего-то просят.
В общем, вроде и поешь крепенько, час всего пройдет, а уж под
ложечкой сосет - спасу нет. И опять жрать хочется. А когда человеку
хочется есть, голова у него к сочинительству тянется. То какое-нибудь
невиданное блюдо выдумает, в жизни не видал, разве что в кино "Веселые
ребята", например целый поросенок лежит на блюде. Или еще что-нибудь
этакое. И всякие пищевые места, вроде восьмой столовой, тоже человеку