"Альберт Анатольевич Лиханов. Детская библиотека " - читать интересную книгу автора

совершенно не уговариваясь, как бы причислили Александра Сергеевича к
богам. Да еще к таким, о существовании которых мы с Вовкой знаем только
вдвоем. Хотя ведь все, даже, кажется, младенцы, знают великого поэта.
Отныне, встречаясь, мы с Вовкой вели странные речи, в которых незримо
присутствовал Александр Сергеевич. Ну, например, я спрашивал своего друга:
- Как ты вчера до дому довлачился? В обитель дальнюю?
А Вовка отвечал:
- Поздно уже прикандыбал. Почти что пред ясным восходом зари.
Или Вовка спрашивал меня:
- Ну что, бесценный, какие сегодня у нас уроки?
И я отвечал:
- Что пройдет, то будет мило.
Говоря друг другу эти слова, мы, конечно, шутили, но не так, чтобы
очень. Наши речи скорее походили на какие-то упражнения. На какую-то
подготовку, не без улыбки, ясное дело, и все же репетиции наши сулили
что-то серьезное. Мы не думали так. Мы только чувствовали. Спроси нас в ту
пору со взрослой строгостью в голосе, чего это мы так по-дурацки шутим, мы
бы, наверное, смутились и перестали вставлять в свою речь пушкинские
слова, но мы ведь переговаривались негромко, едва ли не на ухо говорили
друг дружке свои замечательные тирады, по крайней мере, никому другому
знаний своих не демонстрировали.
Лишь однажды Вовка сорвался. Но не сильно. Другие даже не поняли.
Кроме Анны Николаевны. Но она ничего не сказала. Только посмотрела очень
выразительно.
Дело все в том, что книжищу Пушкина, целое собрание сочинений в одном
томе, Татьяна Львовна дала ведь мне без всяких условий. Это была ее
личная, а не государственная, не библиотечная книга. И когда я спросил ее
раз или два, к какому числу надо вернуть том, она ответила:
- Читай, наслаждайся!
И я наслаждался. Ясное дело, что не один, а с Вовкой.
Самый лучший способ читать Пушкина мы открыли в первый день, скорее
всего случайно, но теперь уже и представить не могли, что можно узнавать
классика русской литературы еще каким-то другим образом. Во всяком случае,
читать про себя стихи Пушкина ни мне, ни Вовке не нравилось, и мы делали
это вслух, чередуясь, как и первый раз, но теперь уже не вырывали
стихотворения то из начала, то из середины, то из конца, а шпарили все
подряд. И разучили, таким образом, много новых слов и замечательных
выражений.
Так уж выходило, что слова эти и выражения легко и радостно впитывала
наша память, похожая на губку, да ведь еще мы и упражнялись, вставляя в
свои речи пушкинские обороты, поэтому Вовку было трудно судить за
раскрытие тайны, когда он вдруг сжал кулак и крикнул:
- Вострепещи тиран! Уж близок час паденья!
Это было в начале последнего урока. Анна Николаевна рассказывала про
последние известия с фронта, а Вовка, такая у него была почетная
обязанность, передвигал флажки на карте под руководством учительницы.
Наши били фрицев, флажки двигались каждый день и в тот день скакнули
здорово вперед. Вот Вовка и не выдержал.
Все засмеялись его необыкновенным словам - все, кроме меня и Анны
Николаевны - учительница же заглянула Вовке прямо в глаза, а потом долго