"Альберт Анатольевич Лиханов. Вам письмо " - читать интересную книгу автора

спас Сережу, ее будоражило неясное волнение. Она чувствовала, что должна
что-то сделать, как-то переменить свою скучную жизнь.
Но что сделать и как переменить жизнь - она не знала и втайне
завидовала Яшке, который каждый день провожал свою прекрасную "незнакомку"
и которому мало теперь оказалось его огромного подъемного крана.
Яшка вдруг увлекся фотографией. Щелкал Тоську, улицу, "Поля Робсона",
который уже расцвел. А ночами сидел у красного фонаря и печатал карточки.
Потом принес блестящую трубу, с полметра, наверное, длиной и привинтил к
ней фотоаппарат.
- Видала? - сказал он Тоське. - Телеобъектив. За километр снимать
можно.
Тоська поудивлялась Яшкиному увлечению, но не придавала ему значения
до тех пор, пока Яшка не показал ей пачку фотографий. На всех была одна и
та же симпатичная очень девушка. Это и есть, оказывается, Оля. И Яшкино
увлечение фотографией было ради этого - чтобы снять Олю.
Яшка с той трубой, с телеобъективом, спрятался на крыше напротив
Олиного дома и лежал там целый вечер на холодном железе, и когда
появлялась Оля, он ее фотографировал.
Тоська посмотрела снимки, разглядела внимательно Яшкину Олю, которую
он сфотографировал и так, и этак, - прямо в лицо, и со спины, и сбоку, а
на другой день неожиданно для себя пошла в аэроклуб.
Ее назначили на медицинскую комиссию, дня три она ходила по врачам,
те крутили ее, вертели - Тоськина фигура, видно, не очень-то нравилась им,
но сердце ее стучало исправно, была она крепкая и здоровая, и после долгих
мытарств с составлением автобиографии и фотокарточками Тоську зачислили в
парашютную секцию.
Олегу, конечно, она ничего не написала, решила, что напишет, когда
прыгнет хотя бы раз, но до этого было еще далеко, сначала предстояло
пройти теорию, изучить парашют, попрыгать с вышки...
Нюра, когда узнала, только всплеснула руками, Нина Ивановна осуждающе
покачала головой, мать - запричитала и заплакала. Один Яшка не удивился,
будто догадывался, что так все и должно было быть. Он кивнул головой,
сказал, что Тоська молодец, и конечно, для Олега это будет приятная
неожиданность. Он рано ушел домой, наверное, опять фотографии печатать, и
Тоська одна полила гладиолусы и любимого "Поля Робсона".
Все теперь было хорошо у Тоськи. По вечерам она ездила в аэроклуб,
изучала теорию и парашют, смотрела учебные фильмы и со страхом думала о
том дне, когда ей придется прыгать самой. Вернувшись из аэроклуба, Тоська
садилась писать Олегу - на письмо у нее теперь уходило вечера два, а то и
три, и на почту она приносила тугие, толстые конверты.
Письма от Олега тоже шли регулярно, и каждую его строчку Тоська
перечитывала по нескольку раз.
По-прежнему дважды в неделю, а то и чаще она поднималась с заказным
письмом в пятьдесят первую квартиру, сняв туфли у порога, проходила в
комнату и, пока листала книжицу в зеленых корочках и протягивала хозяйке,
чтобы та расписалась, не спускала глаз с ее красивого, спокойного лица.
Но странную вещь заметила за собой Тоська: возвращаясь от красивой
женщины мимо зеркальной витрины гастронома, она смотрела на свое отражение
без прежней боли и горечи. А когда начались спортивные тренировки в их
секции, она и совсем перестала глядеться в эти зеркальные витрины: Тоська