"Альберт Анатольевич Лиханов. Вам письмо " - читать интересную книгу автора

взял Тоську за руку. Она вздрогнула всем телом, повернулась направо и
близко, совсем рядом, увидела серьезные глаза конопатого солдата и
блестящие крылышки на темном погоне.
- Вы успокойтесь, - сказал шепотом солдат. - Не надо так.
Неизвестно, как все получилось, но после фильма они пошли вместе по
темным, знобким от прохлады улицам. Справа и слева плыли какие-то высокие
кусты, а наверху, над головой, узконосые листья в туманном свете фонарей
казались невсамделишными, будто вырезанными из черной бумаги.
Тоська шла чуть дыша, прижав онемевшие руки к бокам, осторожно
передвигала ноги, будто шагала по проволоке.
Конопатый солдат, которого звали Олегом, держал ее за локоть, смеялся
над фильмом, - он ему не понравился, потому что был, как он сказал,
"слишком сладким". Как может быть такой фильм "сладким", Тоська никак не
понимала и в другой бы раз стала возражать и спорить, но сейчас она
молчала и кивала головой. И то, что плакала зря, с этим она тоже
соглашалась. Олег рассказывал о своих солдатских приключениях, о том, как
однажды в дождь старшина повел их обедать и потребовал петь песни, но
старшина был вредный, и они всем строем петь отказались. Тогда старшина
начал гонять их вокруг столовой, но солдаты не пели, и старшина, промокший
насквозь, сдался и отвел их обедать.
Тоська слушала его болтовню и со страхом думала, что он, наверное,
вроде Яшки, все болтает, болтает, а потом полезет целоваться и будет
хвастать всему своему полку или как там у них еще. Она шла напряженная,
готовая в любую минуту защититься и убежать, но Олег был спокоен, смеялся,
говорил, и лицо его в фонарных сумерках не казалось уж таким конопатым.
Тоська и не заметила, как пошла свободнее, уже не по проволоке, и
тоже что-то рассказывала ему, так, какой-то пустяк. Теперь говорил уже не
один он, а оба, перебивая друг друга и смеясь. Тоська увидела над карманом
у Олега синенький парашютик, и тут оказалось, что Олег служит не
где-нибудь, а в десантных войсках, уже десять раз прыгал с парашютом, и за
это ему дали значок. Тоська зауважала конопатого солдата еще больше, а он
стал говорить, что это совсем не страшно, прыгать с парашютом, главное
решиться в первый раз, с парашютом не то что мужчины, много женщин
прыгает. Это Тоська знала и без него, читала не раз в газетах, но
отчаянных женщин в шлемах, которых видела на фотографиях, воспринимала как
что-то очень далекое, нереальное, как, скажем, фильмы про Аргентину.
Теперь же рядом шел Олег и рассказывал, как нужно, становясь в
открытых дверях самолета, посильнее отталкиваться, а потом падать,
раскинув руки, ноги врозь и считать про себя секунды, а потом дергать
кольцо, и Тоська, похолодев от ужаса, представила, как бы она вдруг стояла
в открытых дверях самолета, перед синей бездной, а там, внизу, еле
заметные, копошились человечки. Она передернула плечами от набежавших
мурашек.
Из дома в кино Тоська ехала в автобусе, и ей показалась томительной
эта дорога. Сейчас они шли пешком и не пришли, а прилетели к Тоськиному
дому. Они походили еще вокруг, поболтали, и Тоське почудилось, что время
везде, на всех часах - и на столбе под фонарем, и на руках у прохожих, и в
домах - остановилось, пока Олег вдруг не спохватился и не сказал, что он
человек военный, не свободный и увольнительная у него кончилась, а завтра
утром он уезжает в Энск, где и служит.