"Альберт Анатольевич Лиханов. Голгофа (Повесть) " - читать интересную книгу автора

Слева от машины Алексея взлетел снежный гейзер, а бомбовые осколки
просадили дверцу и вонзились ему в живот.
Счастье, что в кузове не было людей, на этот раз погрузили ящики с
пустыми артиллерийскими гильзами - счастье, что не было людей, это нельзя
представить, окажись в кузове люди...
Машина дымила. Алексей исходил кровью и левой рукой пытался открыть
дверь. Ее заклинило. Тогда он нашел силы перебраться на правое сиденье и
вывалиться в снег.
Последнее, что он помнил: правая дверь открылась, и он увидел красный
снег.
Его заметили в этой заварушке, подобрали, закинули в кузов шедшей
следом полуторки, но бог миловал, осколки не тронули его больше, и врачам
удалось Алексея спасти. Но та первая операция была, как оказалось, только
началом - в санитарном поезде Алексея оперировали второй раз, а третий - в
этом городке, без всякой, в общем, надежды.
Когда его резали первый раз, это было все же естественно. Но потом...
Вся его жизнь потом превратилась в сплошную боль - боль днем, боль ночью,
боль всегда. Иногда он забывался, но даже в забытьи ему было больно, и он
приходил в себя все от той же боли, и тогда его окружали врачи, щупали
живот, советовались, приглушая голоса, впрочем, голоса они могли бы и не
приглушать - Пряхин едва ли слышал половину их слов, пробивавшихся сквозь
боль к его сознанию, а потом его снова везли на каталке в перевязочную, и
он снова содрогался от боли, которую доставляли всему его телу четыре
скрипучих колесика этой проклятой каталки.
Рядом с ним - в полевом госпитале, в санитарном поезде, здесь, в
тыловой палате, - мучились такие же, как он, бедолаги, мучились, перенося
боль, цепляясь за малую надежду, и их уносили потом, укрыв с головой
простынями, не дождавшихся своих надежд, мучившихся напрасно, в этом
положении "фифти-фифти", половину на половину, когда до жизни так же
близко, как и до конца, и так же далеко тоже... Рядом с ним умирали мужики
помоложе, да, пожалуй, и покрепче, к жизни рвавшиеся всей душой и всеми
своими силами, - у них были близкие, дорогие люди, было для кого
стараться, а вот выбрался он, Пряхин, хотя стараться ему было не для
кого...
Разве вот тетя Груня.
Она возникла перед взглядом Алексея как-то вечером, в час бешеного
приступа его боли, и мимо не прошла, задержалась. Это уж потом узнал
Пряхин, что работает тетя Груня не санитаркой, не медсестрой, а вахтершей,
сидит при входе, а после смены обходит госпитальные палаты, чтобы кому
водички подать, кому подоткнуть холодное суконное одеяльце, хотя никто ее
об этом не просил. Только разве надо просить, когда война, когда люди
нуждаются в сострадании больше, чем в хлебе; и неграмотная старуха бродила
вечерами между коек, не брезгуя "утку" подать, взбивая подушки, кладя
компрессы на жаром пышущие лбы и приговаривая, приговаривая какие-то
словечки, то ли убаюкивая ими, то ли сказку какую волшебную рассказывая.
Вот так же вошла она в Алексеев взгляд, в его расширенные болью
зрачки.
За спиной тети Груни была лампочка на длинном шнуре под простой
железной тарелкой, которая хоть и служила абажуром, но тени не давала, - и
в первый раз старуха возникла перед Алексеем в розовом нимбе, заслонив