"Альберт Лиханов. Собрание сочинений в 4-х томах Том 3" - читать интересную книгу автора

редко, обычно не вылезая из брезентовой робы, грубых чулок и резиновых сапог
с высокими голенищами.
Да, Киру радовала хорошая одежда, честно признаться, она ждала именин
Кирьянова, думая о редком случае выглядеть хорошо, скромно и непривычно для
этих мест, но теперь все было сломано.
Она стучала каблучками по дощатому полу своей комнаты, сжимала кулаки
и, не чувствуя приятности одежды, ненавидела, не могла думать без содрогания
о Храбрикове.
Днем, после возвращения вертолета, она сказала Храбрикову про лодку,
потом, позже, про вертолет. Он резал мясо, несчастный мясник, заверил ее,
что машину направит после обеда, но через час Кире передали уже аварийную
радиограмму.
Она, как девочка, как школьница какая-нибудь, побежала к этому кретину,
разыскала его на кухне - прихлебатель, приедало, мразь! - и устроила, не
узнавая себя, скандал. Она подстегивала, понужала свое едва просыпающееся
самолюбие, в конце концов она начальник партии, и этот пень на дороге -
человеком его не назовешь, - это ничтожество, глядящее в рот одному
Кирьянову, должно подчиниться ей.
Она не привередлива и никогда не вмешивалась в эту странную связь
Кирьянова с Храбриковым или Храбрикова с Кирьяновым, кто их там разберет, не
собиралась соваться не в свое дело, но теперь эта дворцовая игра раздражала
ее. В опасности оказались люди, и в этом случае служебные и частные
пирамиды, воздвигнутые Храбриковым и Кирьяновым, должны рухнуть о чем
разговор!
После скандала на кухне она хотела немедленно поговорить с Кирьяновым,
открыла уже дверь в столовую, но тут же притворила ее. ПэПэ говорил речь,
похохатывая, модулируя голосовыми связками, - речи его всегда отличались
бескрайностью и определенным уровнем исполнительства, приглашенные сидели
тихо, словно мыши, стая серых мышей, к которой должна присоединиться и она,
серая мышка Цветкова.
Кира ломала пальцы, нервничала, несколько раз заглядывала в дверь одним
глазком, но Кирьянов, покрасневший от выпитого, все говорил и говорил, и она
не выдержала, накинула пальто и побежала к радистам. Преодолевая расстояние
от столовой до дома, крыша которого была усеяна причудливыми антеннами, она
лихорадочно думала, что поступила очень верно, побежав сюда, а не
объяснилась немедленно с Кирьяновым. С мерзавцами надо бороться
доказательно, сильно, а у нее, кроме эмоций и одной аварийной радиограммы,
ничего не было, хотя аварийная радиограмма говорит сама за себя. Однако это
можно доказать кому угодно. Кирьянову же лучше всего предложить более веские
доказательства: флегматичную аварийку Гусева он обсмеет, и только. Она
бежала к рации, надеясь, что запросит у Гусева подробности, что он наконец
объяснит внятно, что там случилось, забьет тревогу.
Радисты - Чиладзе был в столовой - выполнили ее требование, но в ответ
на запрос, как чувствует себя группа, Гусев ответил: "Нормально. Ждем
помощи". Чертыхнувшись в душе, Кира пошла назад, к столовой, но на полдороге
повернула домой. И вот психовала, нервничала, злилась.
Пытаясь успокоиться, она анализировала причины своего состояния. Может,
это просто форма женской истерики? Реакция уязвленного самолюбия?
Перестраховка безвольного существа, боящегося любой ответственности? И, черт
побери, люди, которые просят вертолета, тут совсем ни при чем?