"Эдуард Лимонов. Чужой в незнакомом городе" - читать интересную книгу автора

пятидесяти шести лет и темперамента скептика, такое возбуждение, - вещь
исключительно редкая. За три года соседства я его таким никогда не видел.
"Да, - согласился я. - Гениально! Чистая работа. Жульничество высшего
класса! Половина "франсэз" *, я предполагаю, расплакалась. И треть "франсэ"
**... Или у мадам гениальный советник, или у нее самой редкостно гениальные
мозги."
______________
* Француженок.
** Французов.

"Ты монстр, Эдуард, правда..." - Ален поморщился. Все же зная его, я
понял что он застеснялся своего энтузиазма. Правда и то, что среди
кандидатов оппозиции, за каковых нас призывала голосовать мадам Шатэн, часть
принадлежала к компартии Франции. Оправившись, свернув новую цигарку, он
тихо задал вопрос, может быть самому себе: "Слушай, ты думаешь ее
использовали?"
"Я знаю еще меньше тебя, Аленчик. Это ты - настоящий француз, я же -
адаптированный..." Я называю его "Аленчик", всегда, когда не хочу с ним
ссориться. Ему же нравится это "чик" приплюсованное к его имени. "Я так
понимаю, Аленчик, и ее использовали, и она их использует. Разумеется лучше
бы плохой певец вернулся во Францию, пусть ни жена, ни толстозадые дети в
нем, на мой взгляд, не нуждаются. Тебе же лично мэк из РТТ говорил, что он
"эммердэр", что любит молоденьких девочек и что его отцовство заключалось в
оплодотворении мадам Шатэн... Беспринципность же всей этой истории..."
"Да-да, Эдуар, - забормотал Ален, задымив, - история беспринципная." -
Кажется ему все еще было стыдно за свой энтузиазм... или сентиментальность.
"... заключается в том на мой взгляд, что мадам Шатэн не может
противостоять искушениям тщеславия. Оппозиционные партии не могут
противостоять искушению использовать мадам Шатэн и ее тщеславие.
Правительство упустило возможность использовать тщеславие мадам Шатэн и
приобрело в ее лице могущественного врага... "Фу да Дье", сидя в далеком
Бейруте прекрасно разбираются однако в этом наборе тщеславий и дергая за
нужные используют их для своих бейрутских целей. Но главная и первая
беспринципность в цепи - визит Жана Шатэна в Бейрут. Кретин отправился в
Бейрут не соображая, что он делает, движимый желанием поправить свою
катящуюся под уклон карьеру. Если бы он был нашим шпионом на Ближнем
Востоке, нашим солдатом... тогда стоило... тогда стоило бы за него драться.
Но он прилетел в эту западню по дурости, преследуя личные корыстные цели.
Появиться в новостях на теле благородным героем с одеялами желал - омолодить
свой имидж. Вот пусть он один, сам и выпутывается! Почему он...как бы это
выразиться... не возложит на свои плечи всю ответственность? Почему он, как
подобает мужчине не сожмет зубы и не попытается сам расхлебать свою
ситуацию? Ведь мы его в Бейрут не посылали. Почему Франция должна изменять
своим союзникам и друзьям дабы заполучить в Париж этого ничтожного "con"? Он
думал о Франции, отправляясь с никому не нужными одеялами в Бейрут, где
только и ждут таких кретинов, где уже смеются над нами, над западными
людьми... Какие немужчины, какие жалкие трусы эти западные люди, - так они
думают..."
Ален все кивал, но в этот момент в нем проснулся коммунист. "Послушай,
Эдуар... Это я тебе сказал, что он говнюк, Шатэн. И я повторяю, что он