"Астрид Линдгрен. Дети с улицы Бузотеров " - читать интересную книгу автора

когда хоть чуть-чуточку дурачатся. В конце концов мы съели все оладьи Лотты,
и тогда она сказала:
- Теперь оладьи-листья кончились. Теперь будем есть просто зеленые
листья!
И она нарвала полный кулачок зеленых листьев и потребовала, чтобы мы их
ели, но Юнас и я сказали, что мы сыты.
- Ничего! Если с сахарным песком и джемом, то пойдет, - сказала Лотта.
И, посыпав зеленые листья сахарным песком и намазав их джемом, она
съела листья.
- Берегись! Смотри, нет ли в листьях какого-нибудь червяка, - сказал
Юнас.
- Пусть червяк сам бережется, - возразила Лотта.
"У этой малышки столько идей!" - говорит дедушка.
Подумать только! Вот, например, что случилось на следующей день в
воскресенье, когда у нас на обед была салака, а потом рыбные фрикадельки,
хуже которых для Лотты ничего нет. Погода была такая прекрасная, а в таких
случаях бабушка с дедушкой всегда едят в саду за столом, который стоит под
самым высоким деревом, какое там только есть. И все мы вместе сидели за
столом - бабушка и дедушка, и мама, и Юнас, и я; однако Лотта играла с
кошкой и не шла к столу, хотя мама много раз звала ее. В конце концов она
пришла и, когда увидела салаку, сказала:
- Салака в воскресенье? Фи, фарао!
Тут мама так на нее рассердилась! Ведь она тысячу раз учила Лотту, что
нельзя говорить "фи, фарао!", так как это чуть ли не бранные слова. И
значит, "фи, фарао!" не только "фи, фарао!", но еще и "черт побери!". И мама
заявила, что если Лотта еще хоть один-единственный раз скажет "фи, фарао!",
она больше у бабушки с дедушкой не останется, а вернется домой в город.
И Лотте не позволили с нами обедать только потому, что она опять так
сказала, и тогда она стала бегать по всему саду и непрерывно кричать, пока
мы ели.
Потом ей пришлось одной сидеть за столом, но она не ела, а только
кричала. Мама прогнала нас с Юнасом и сказала, чтобы мы шли играть, так как
Лотте надо побыть одной, пока она снова не станет послушной
девочкой-паинькой. Но мы остановились за углом и смотрели на Лотту, которая
все кричала и кричала. И под конец она смолкла. Однако только потому, что ей
снова пришла в голову одна из ее чудных идей. Она взяла салаку, лежавшую на
тарелке, подошла к бочке под водосточной трубой и сунула салаку в воду. Тут
как раз пришла мама и увидела, что она делает, а Лотта вдобавок сказала:
- Фи, фарао! Пусть салака хоть немножко поплавает!
- Лотта, помнишь, что я тебе говорила? - спросила мама.
Тогда Лотта кивнула и пошла в дом, а вскоре снова появилась со своим
дорожным чемоданчиком в руке. А из чемоданчика торчал поясок, который
волочился за ней следом, когда она шла. И все мы - и мама, и бабушка, и
дедушка, и Юнас, и я - смотрели на Лотту, собравшуюся уезжать. Она подошла к
бабушке с дедушкой, сделала им книксен и сказала:
- Я уезжаю домой к папе, потому что он гораздо добрее мамы.
Она не попрощалась ни с мамой, ни даже с Юнасом и со мной. Мы смотрели,
как она идет, а следом за ней волочится поясок. Но, спустившись вниз, к
калитке, она остановилась и довольно долго стояла совершенно молча. И тогда
мама подошла к ней и спросила: