"Астрид Линдгрен. Самуэль Август из Севедсторпа и Ханна из Хульта (Повесть) " - читать интересную книгу автора

Эта свобода не означала, что у нас не было обязанностей. Само собой
разумеется, мы должны были учиться работать. С шести лет мы начали
пропалывать репу и рвать крапиву для кур. По мере того как мы росли, нас,
когда требовалось, брали на уборку урожая. А требовалось почти всегда! В
день своей конфирмации я до обеда подбирала колоски ржи, а после обеда
причащалась. От работы нельзя было улизнуть. Если, например, наши
одноклассники, городские дети, у которых были школьные каникулы, приходили и
звали нас поехать с ними на велосипеде на несколько дней во время прополки
репы, нам оставалось только отказаться. Порученное дело надо было выполнять.
Мне думается, это пошло нам на пользу, помогло позднее выносить даже
довольно трудную работу без нытья и жалоб. "Знай себе жми дальше, не
останавливайся", - призывала нас она, стоило кому-нибудь задуматься во время
мытья посуды, ведь мы также помогали ей по дому.
Это мы запомнили на всю жизнь. "Знай себе жми дальше, не
останавливайся", - сколько раз я говорила это себе самой, превозмогая
желание бросить надоевшую мне, неинтересную работу неоконченной. А когда
меня подмывало совершить что-нибудь слишком рискованное, мне на помощь
приходили слова: "Не заходи в воду глубже пупка!"
Наша жизнь в Нэсе протекала без больших бед, так часто подстерегающих
людей. Но однажды наш счастливый мир чуть не рухнул. Самуэль Август едва не
умер от воспаления брюшины. Его привезли в больницу с лопнувшей слепой
кишкой, и Ханна неотлучно была при нем, она провела в больнице целый месяц,
пока не миновала опасность. Самуэль Август был твердо уверен, что без ее
помощи он не выжил бы; он утверждал, что "ее молитвы поднимались, точно дым,
до самого неба", что они-то и помогли ему или даже просто то, что она сидела
возле его кровати. За нами, детьми, во время болезни отца хорошо
присматривали, и тем не менее я помню, что этот месяц был для меня пустым и
холодным. Но Ханна, разумеется, должна была все время находиться с Самуэлем
Августом. В горе и в счастье они жили друга для друга.
"Ты всегда в моих мыслях, поступках, да, я хочу всегда жить только для
тебя", - писал он апрельским днем тысяча девятьсот третьего года, вскоре
после вечера под плакучим ясенем. И он сдержал свое обещание. Ханна
оставалась его "милою, ненаглядною" всю жизнь начиная с девяти лет. Она
состарилась, они состарились оба, но это ничего не изменило. Помню, им было
уже за восемьдесят и жизнь вокруг них остановилась, замерла, а он сидел,
держа ее руку в своих ладонях, и ласково говорил: "Милая моя, ненаглядная,
славно нам с тобой сидеть здесь и дремать на солнышке".
По вечерам, лежа в постели, они, прежде чем уснуть, долго беседовали.
Потом Ханна обычно пела псалом, а Самуэль Август удивительно проникновенно
читал "Отче наш" и "Благословен будь". Случалось, что я, приехав навестить
их, стояла тихонько за дверью и слушала. И думала при этом: "Как долго еще
это продлится?"
Особенно запомнился мне майский вечер тысяча девятьсот шестьдесят
первого. Они улеглись и стали болтать о том о сем, что случилось за день.
Ханна прочитала "От нас уходит Божий день", псалом, который они так часто
пели. Последний куплет его гласит:

Но если тихой смерти зов
В ночи услышу я,
Скажу, надежду затая: