"Мэган Линдхольм. Пой вместе с ветром (Заклинательницы ветров-1) " - читать интересную книгу автора

были рослыми, темноволосыми и полногрудыми. Их красота и могучая стать
перекликалась, по мнению Ки, с великолепием их упряжных лошадей - рослых,
тяжеловесных, с густыми длинными гривами и коротко подстриженными хвостами.
Мужчины были вполне под стать своим подругам; возраст разве только добавлял
им кряжистости - старики были несокрушимы, словно узловатые пни. А дети -
дети играли в старые, как мир, детские игры, резвясь на мягком мху под
деревьями. Люди ходили между фургонами. Кто-то раскладывал постели
проветриваться на траве, кто-то пек лепешки на плоских камнях в жару углей.
Вот на просеку вышла из леса молодая пара: с пояса женщины свешивалась
целая связка жирных, только что пойманных кроликов, а мужчина нес корзину
диких слив, собранных в лесу. Ладони Оскара были перепачканы клейкой черной
мазью, которой он пользовал треснувшее копыто коня. Риффа тоже знай
хлопотала: пропитывала маслом сбрую, кормила грудью меньшого, латала
протершееся одеяло... и при этом ни на шаг не отходила от Ки. Она приносила
ей чай и еду, не дожидаясь, пока та попросит, и то и дело смазывала приятно
холодившей мазью рваные раны у нее на лице. Ки ни о чем не расспрашивали.
Экая невидаль: муж и дети подевались неизвестно куда, а женщину точно злые
собаки кусали. Ромни не любили растравлять раны - ни себе, ни другим. Этот
народ поколениями привык к тому, что времена тяжелы и легче не делаются.
Лучшим лекарством от всех бед они почитали молчание.
Мало-помалу сгустилась новая ночь, и на просеке ярче расцвели огненные
цветы. Тени деревьев превратились в плотные стены бархатной тьмы,
окружавшие просторный зал, крышей которому служило усыпанное звездами небо.
В ночном воздухе разлилось тепло и удивительный, физически ощутимый покой.
Дети заползли спать под уютные одеяла возле костров. А взрослые начали
собираться к костру Риффы и Оскара. Каждый принес с собой по нескольку
поленьев; их подбрасывали и подбрасывали в огонь, пока его жар из приятного
не сделался нестерпимым. Ки сидела чуть в стороне от всех, накинув на плечи
одно из своих меховых одеял. Рука налилась тупой болью и глухо ныла. Когда
Ки моргала или открывала рот, на лице натягивались засохшие струпья. Но
боль тела мало что значила по сравнению с пустотой в душе и сознанием того,
что ее незадавшаяся жизнь нынче ночью должна была перемениться в очередной
раз - и опять к худшему.
Никто не сказал ей ни единого слова. Ки знала обычай, исполнения
которого они от нее ожидали. Ей полагалось пойти к своему фургону и вынести
все, что принадлежало Свену и детям. Скорбящие не должны хранить у себя
имущество мертвых. Их надо раздать друзьям, освобождая души ушедших от
всего, что окружало их на земле. А то, что для Ки слишком много значило,
что она не сможет отдать - она подарит огню. Когда же в повозке останется
только принадлежащее самой Ки, женщины расплетут ей волосы. Они распутают
узелки и косички, означавшие траур, в знак того, что время скорби миновало.
И в дальнейшем будут как можно реже поминать ее мертвых, дабы не тревожить
их души в том мире, куда они унеслись...
Ки молча смотрела на языки пламени, тянувшиеся к небу. Кипящие клочья
огня отрывались, взлетали и гасли высоко над костром. Ки не шевелилась.
Ромни ждали...
Риффа первой набралась мужества и обратилась к Ки.
- Пора, сестра, - твердо проговорила она. - Ты знаешь, как тебе
следует поступить. Когда уходил твой батюшка, Аэтан, ты ведь не колеблясь
сделала все, что положено. Вставай, Ки. Пора! Пора оставить скорбь в