"Виль Липатов. Еще до войны (Повесть)" - читать интересную книгу автора

чихать.
Поужасавщись, Мария Тихоновна живенько наладилась одарить племяшку
периной - кой-какой пух был у нее в запасе, а все остальное она добрала,
обойдя улымские дворы, хозяйки которых, узнав про войлочный потник,
кривились от жалости к сиротинке. Пуха поэтому собралось перины на
полторы, но тут случилось непредвиденное: Раиса заявила, что на перине
спать не будет.
- То ись как? - отчаянно удивилась Мария Тихоновна. - Это с какой
корысти ты на перине спать не желаишь, Раюха, когда у тебя от потника вся
беда?.. Кака беда? - еще больше удивилась она, когда племянница на нее
поглядела исподлобья. - Да та беда, что на тебе бабьего мясу нету!
Тетка всплеснула белыми руками и, опустив их, застыла в
горестно-задумчивой позе. Круглое ее лицо покрылось добрыми морщинками,
глаза обесцветились, а губы сделались прозрачными, словно их пронзили
насквозь солнечные лучи.
- Так вот я тебе выражу, Раюх, что это все от его, от потника,
проклятушшего! - печально сказала она. - Потник мясу наращиваться не дает!
Когда ты спишь, он, потник то ись, тебя только в длину расти пушшат, а в
ширину мяса не дает. Еще сказать, от потника лошадем вонят! А это ладно
ли, ежели тебе пора замуж выходить?
После выпускных экзаменов Раиса приехала в Улым усталая, в лице ни
кровиночки; три дня она отсыпалась в своей большой чистой комнате, а на
четвертый - вечером - снарядилась погулять по деревне. Из матросского
костюма она чуточку выросла, но все же решила надеть его. Костюм целый год
провисел в кедровом шкафу, а все равно пахнул городом, детством,
просторной отцовской квартирой.
Прежде чем выйти на улицу, Рая походила по крашеному полу, потом
присела на высокую кедровую табуретку и стала глядеть в распахнутое окно,
за которым приглушенно чирикали сытые воробьи. У одного хвост был выдран -
наверное, постаралась соседская кошка, у остальных хвосты были в целости,
но перья серели от уличной пыли. Потом откуда-то непрошено прилетела
чистенькая сорока, повертевшись на ветке, замерла, глядя на воробьев
укоризненно, - надо полагать, думала, что воробьи еще большие сплетники,
чем она сама.
Улымская улица была пустынна и тиха, пыль на дороге лежала шелковая и
нежная на взгляд.
Солнце уже скатывалось на зареченский запад, было слышно, как
позванивают боталами коровы...
"Надо, надо прогуляться, - подумала Рая, улыбаясь самой себе. - Выйду
на берег, посижу, подумаю..." Улыма она еще как следует не видела - все
бегом да рысью, и было любопытно, что ждет ее на длинной улице, какова
деревня, в которой родился и вырос отец.
Сорока заверещала, затрясла хвостом и улетела, кренясь почему-то на
бок, словно на улице был ветер, хотя в палисаднике листья на черемухах
висели мертво, такие же серые от пыли, как воробьиные перья... "На берег
не пойду, - подумала Рая решительно. - Лучше посмотрю, что делается в
клубе..." После этого она поднялась с табуретки, взяла с этажерки томик
Чехова и развернула книгу на рассказе "Ванька" - сразу стало жарко щекам и
под тельняшкой сильно застучало сердце.
- "Ванька Жуков, девятилетний мальчик, отданный три месяца тому назад