"Виль Липатов. Глухая Мята (повесть) " - читать интересную книгу автора

войну, конечно, голодал, а за всякие художества, ну вроде дров в печке,
случалось, и колотили меня... Всякое бывало!
Хорошо, человечно слушал Изюмин; курил папиросу за папиросой, задумчиво
жевал мундштук, и поэтому откровенно говорил Федор. Выворачивал накопленное
внутри за двадцать семь лет, глубоко заглядывал в себя и находил
неожиданное, самому себе неизвестное. Сейчас немного стыдно Федору за
таинственный, задыхающийся шепот, за то, что словно обнажился он перед
механиком, а тогда в груди щекотал приятный холодок, горела голова и было
такое чувство, как будто под внимательным взглядом умных глаз Изюмина
становился он другим человеком - хорошим, душевным. Давно так охотно не
разговаривал Федор, так не открывался постороннему человеку, словно
распахнулась в нем форточка, и сказал он мягко: "Смотрите, Валентин
Семенович! Вот он я, Федька Титов, такой, какой есть!" И еще одно чувство
мучило, томило Федора: хоть и правду говорил он механику, хоть и рассказывал
о себе самое черное, все чудилось, что приукрашивает себя, и от этого
Валентин Семенович видит его в цветное стеклышко. От этого чувства Федор
тащил из провальной памяти лет все гадкое, все плохое, что знал и помнил о
себе...
- ... С бабами начал валандаться с шестнадцати лет. Много тогда
голодных баб было - осиротила война...
Быстро, стесняясь, рассказал он о солдатке Тасе, с которой познал
первую томительную, стыдную и жалкую любовь.
- ... Да многое повидал я... Жизнь в иных местах меня трактором
переехала! - И пожалел, что сказал эту густую, жалостливую фразу, -
показалась придуманной, неискренней, точно вычитанной из книги. Подумал:
"Разве один я такой? Много людей покалечила война!"
- ... Товарищи мои далеко пошли, Валентин Семенович. Сашка Егоров
инженером работает, Костя Находкин - врач, а ведь никудышный мальчишка был.
Кирюха! Сопливый такой!
Целый час слушал механик Федора и, когда он кончил, закурил новую
папиросу, задумчиво, для самого себя, проговорил:
- Так и следовало думать... Все правильно!
С тех пор Федора, как железку к магниту, тянет к Валентину Семеновичу.
Кажется ему, что у механика есть все то, чего не хватает ему, Федору, -
воля, настойчивость, выдержка, знания. И оттого, что механик дружен с
Федором, выделяет его, обидны придирки Семенова: бригадир точно срывает с
Федора душевную человеческую оболочку, которой укутан он с тех пор, как
разоткровенничался ветреной ночью. Каждый раз, когда Семенов выговаривает
ему, Федор ловит на себе не то жалеющий, не то насмешливый взгляд Изюмина;
но однажды он понял механика: вздернув губу, обнажив белые, ровные зубы,
Изюмин точно приказал: "А ну, ответь ему как следует! Покажи себя, Федор!
Ведь ты начинял порохом поленья!"
Это произошло сегодня, в лесосеке...
Эх, Семенов, Семенов!
Ворочается Федор, мается. Горло стискивает волна ненависти к
бригадиру... Он засыпает в третьем часу. Снится Федору тротуар, на нем -
рублевка, он хочет взять ее, но не может: рублевка, извиваясь, как змея,
уползает, а из-за городьбы выглядывает ухмыляющаяся физиономия Семенова,
издевается над Федором: "Получил, кирюха!" Потом лицо Семенова становится
лицом Изюмина, и механик говорит: "Это не рублевка, это просто бумажка!"