"Виль Липатов. Глухая Мята (повесть) " - читать интересную книгу автора

Титов покрикивает:
- Гляди, ребята, Дарья сегодня веселая! Уж не по радио ли привет
получила?
- Получила, получила! - отзывается Дарья. - Усаживайтесь теснее... Суп
наваристый! Крупинка за крупинкой гоняется с хворостинкой! - сама над собой
шутит она.
Лесозаготовители окружают брезент, садятся на корточки, по-восточному;
последними из лесосеки прибегают Виктор и Борис, брякаются на землю. Чуть
раньше пришел Михаил Силантьев, покосившись на Дарью, выбирает место
подальше от нее. Дарья мельком оглядывает Силантьева, морщит нос и еще
больше веселеет:
- Суп - щи, мясо не ищи!
Странной, неправдоподобной кажется группа людей, обедающих в холодный
мартовский день среди снежной поляны под легким навесом из брезента.
Кажется, что их нарочно, для смеху посадили тут, что вот-вот раздастся
разумный, трезвый голос: "Довольно, братцы! Пошутили, и будет!" Но голос не
раздается - всамделишны, реальны люди, обедающие мартовским холодным днем
под открытым небом в Глухой Мяте, недалеко от шестидесятой параллели.
С аппетитом, хрустко едят они, не проливают ни капельки - сноровисто
подставляют под ложки куски толстого хлеба, бережливо несут ко рту. Никита
Федорович, прежде чем опустить ложку в густые щи, незаметно пошевелил
пальцами вставную челюсть, проверил, готова ли она, а убедившись, что
готова, глубоко запустил ложку в щи, поддел, сколько мог, и - к вставным
зубам. Причмокнул губами - хорошо! - снова с четкостью машины потянулся к
тарелке. Всевидящий Петр Удочкин, заметив, как Борщев пробовал челюсть,
запламенел лицом, раздул щеки и замер в истоме, ожидая взрыва смеха, но
поборол себя и осторожно, частями выдохнул воздух.
Федор Титов ест торопливо, нервно. Если Никита Федорович щи начинал
хлебать с краешка тарелки, то Федор с размаху завязил ложку в середке,
хватил мясо крепкими зубами и выплюнул в тарелку, подняв фонтанчик, -
обжегся. Пока Федор кривился от боли, шепотом матерился, Борщев съел еще
ложки три. Горький опыт ничему не научил Титова: сызнова хватил щи из
сердцевины и сызнова обжегся.
- К дьяволу - обозлился Федор. - Вечно у тебя, Дарья, суп горячий!
Вяло, неохотно ест Петр Удочкин - то и дело останавливается,
задумывается, разглядывает товарищей. Обед для него самое скучное,
неинтересное время. Люди молчат, уставились в тарелки, на лицах никакого
выражения, кроме голода, - неинтересны, нелюбопытны они во время обеда.
Потому и скучает Удочкин. Поднесет ложку ко рту, поморщившись, проглотит щи,
оглянется - на черноталине сидит сорока, качается вместе с веткой.
"Голодная, наверно!" - соображает Удочкин, стараясь вспомнить, чем питается
зимой птица, но не может и забывает о ней. Опять нехотя черпает суп,
оглядывается - на него смотрит Дарья. Петр отвечает кивком головы: "Питаюсь!
Такое уже время - обеденное, надо питаться!" Дарья тоже кивает: "Ешь на
здоровье, Петя!" Удочкин продолжает тихонько размышлять: "Верно Федор
заметил, веселая сегодня Дарья. С чего бы?"
Бригадир Григорий Семенов ест опрятно, солидно. Самую чуточку, малость
себя отдает он еде, а большую часть вкладывает в мысли, в раздумывание о
делах. Как и для Петра Удочкина, обед для него потерянное время, но совсем
по другим причинам. Даже себе не признается Григорий Григорьевич, что