"Семейный мир" - читать интересную книгу автора (Мопассан Ги де)АКТ ПЕРВЫЙСЦЕНА ПЕРВАЯГ-жа де Саллюс. О! Как вы неосторожны! Жак де Рандоль. Не бойтесь, меня никто не видел. Г-жа де Саллюс. А слуги? Жак де Рандоль. Они в передней. Г-жа де Саллюс. Как!.. О вас не доложили? Жак де Рандоль. Нет... мне просто открыли дверь. Г-жа де Саллюс. Но о чем они думают? Жак де Рандоль. Они думают, наверное, что я не в счет. Г-жа де Саллюс. Я не позволю им этого больше. Я хочу, чтобы о вас докладывали. Это неудобно. Жак де Рандоль ( Г-жа де Саллюс. Жак, это неуместная шутка! Жак де Рандоль. Простите. ( Г-жа де Саллюс. Да... по всей вероятности. Вы знаете, что, когда я дома, я всегда принимаю. Жак де Рандоль. Мне знакомо удовольствие видеть вас в течение пяти минут, чего как раз достаточно, чтобы справиться о вашем здоровье. А потом является какой-нибудь господин, конечно, влюбленный в вас, и с нетерпением начинает ждать ухода того, кто пришел раньше. Г-жа де Саллюс ( Жак де Рандоль. О! Если бы вы были моей женой!.. Г-жа де Саллюс. Ну, а если бы я была вашей женой? Жак де Рандоль. Я увез бы вас на пять или на шесть месяцев куда-нибудь подальше от этого ужасного города, чтобы вы принадлежали мне одному. Г-жа де Саллюс. Вам бы это скоро наскучило. Жак де Рандоль. О нет! Г-жа де Саллюс. О да! Жак де Рандоль. Знаете, любить такую женщину, как вы, очень мучительно. Г-жа де Саллюс. Почему? Жак де Рандоль. Потому что, любя вас, становишься похож на голодного, который смотрит в окно ресторана на паштет и жареную птицу. Г-жа де Саллюс. О Жак!.. Жак де Рандоль. Это правда. Светская женщина принадлежит свету, то есть всем решительно, за исключением того человека, которому она отдается. Любовнику же позволено видеть ее в течение четверти часа, раз в три дня, не чаще, и только при открытых дверях — из-за прислуги. С бесконечными предосторожностями, с бесчисленными уловками, вечно трепеща, она встречается с ним в виде исключения раз или два в месяц в меблированных комнатах. И даже тогда она задерживается не больше, чем на четверть часа, ведь она здесь по пути от госпожи X к госпоже Z, куда велела кучеру заехать за ней. Если идет дождь, она вовсе не является, ибо тогда невозможно отделаться от кучера. И вот этот кучер, выездной лакей, госпожа X, госпожа Z и все прочие входят к ней в дом, как в открытый для всех музей; все эти мужчины и женщины присваивают — минута за минутой, секунда за секундой — ее жизнь; она отдает им свое время, как чиновник отдает его государству, — и только потому, что она светская женщина. Эти же люди не что иное, как прозрачное, но непроницаемое стекло, отделяющее вас от моей любви. Г-жа де Саллюс. Вы сегодня нервничаете. Жак де Рандоль. Нет, но я жажду быть наедине с вами. Вы моя, не так ли? Или, вернее, я ваш. Но разве это так на самом деле? Моя жизнь проходит в том, что я ищу способа встретиться с вами. Да, наша любовь состоит из встреч, поклонов, взглядов, мимолетных прикосновений — и только. Мы встречаемся поутру на бульваре — поклон; встречаемся у вас или у какой-нибудь общей знакомой — двадцать слов; встречаемся в театре — десять слов; иногда обедаем за одним столом, но сидим слишком далеко друг от друга, чтобы перемолвиться словом, и у всех на глазах я не осмеливаюсь даже на вас и посмотреть. И это называется любовью! Неужели мы только знакомы друг с другом? Г-жа де Саллюс. Может быть, вы хотели бы похитить меня? Жак де Рандоль. К несчастью, это невозможно. Г-жа де Саллюс. Что же тогда делать? Жак де Рандоль. Не знаю. Я говорю только, что такая жизнь может совсем извести. Г-жа де Саллюс. Но ваша любовь не иссякает именно из-за такого множества препятствий. Жак де Рандоль. О Мадлена, как вы можете так говорить? Г-жа де Саллюс. Поверьте мне, если ваше чувство окажется продолжительным, то главным образом потому, что я не свободна. Жак де Рандоль. Вот как! Я никогда не видел более рассудочной женщины. Значит, вы полагаете, что если бы по воле случая я стал вашим мужем, то разлюбил бы вас? Г-жа де Саллюс. Не сразу, но вскоре. Жак де Рандоль. Ваши слова возмутительны. Г-жа де Саллюс. Нет, они справедливы. Знаете, когда кондитер берет себе в продавщицы лакомку, он говорит ей: «Кушайте конфеты, сколько хотите, дитя мое». Целую неделю она объедается ими, а потом у нее отвращение к сластям на всю жизнь. Жак де Рандоль. Вот что! Скажите, почему вы... остановили свой выбор на мне? Г-жа де Саллюс. Не знаю... чтобы доставить вам удовольствие. Жак де Рандоль. Прошу вас, не издевайтесь надо мною. Г-жа де Саллюс. Я сказала себе: «Бедный мальчик, по-видимому, очень влюблен в меня. Морально я свободна, так как уже больше двух лет перестала нравиться мужу. И если этот человек меня любит, почему не выбрать его?» Жак де Рандоль. Вы жестоки! Г-жа де Саллюс. Наоборот, я не была жестокой. На что вы можете жаловаться? Жак де Рандоль. Знаете, вы доводите меня до отчаяния своими постоянными насмешками. Вот так вы меня мучаете с тех пор, как я вас люблю, и я даже не знаю, есть ли у вас ко мне хоть капля нежности. Г-жа де Саллюс. Во всяком случае, я была добра к вам. Жак де Рандоль. О! Вы вели странную игру. С первого дня я почувствовал, что вы кокетничаете со мной, кокетничаете незаметно, тайно; женщины умеют так кокетничать, не подавая виду, что хотят нравиться. Вы постепенно победили меня взглядами, улыбками, рукопожатиями, и все это, не компрометируя себя, ничего не обещая, не снимая маски. Вы оказались неотразимы и совершенно обворожили меня. Я полюбил вас всей душою, искренне и честно. Но и сегодня я не знаю, какое чувство таится у вас в глубине сердца, какие мысли у вас в голове, — я не знаю, ничего не знаю. Я смотрю на вас и думаю: вот женщина, которая как будто избрала меня и вместе с тем как будто постоянно забывает, что я ее избранник. Любит ли она меня? Не надоел ли я ей? Не сделала ли она только опыт, заведя себе любовника, чтобы посмотреть, узнать, попробовать, что это такое, без всякого влечения ко мне? Бывают дни, когда я спрашиваю себя: среди всех тех, кто любит вас и постоянно говорит вам об этом, нет ли кого-нибудь, кто начинает нравиться вам больше меня? Г-жа де Саллюс. Боже мой! Есть вещи, которые никогда не надо углублять. Жак де Рандоль. О, как вы жестоки! Это доказывает, что вы меня не любите. Г-жа де Саллюс. На что вы жалуетесь? На то, что я не веду об этом разговоров?.. Ведь... я не думаю, чтобы вы могли упрекнуть меня в чем-либо другом. Жак де Рандоль. Простите меня. Я ревную. Г-жа де Саллюс. К кому? Жак де Рандоль. Не знаю. Я ревную ко всему, что мне в вас остается неизвестным. Г-жа де Саллюс. Да. И не чувствуете ко мне благодарности за остальное. Жак де Рандоль. Простите! Я слишком вас люблю, меня все беспокоит. Г-жа де Саллюс. Все? Жак де Рандоль. Да, все. Г-жа де Саллюс. Вы и к мужу ревнуете? Жак де Рандоль ( Г-жа де Саллюс. Напрасно. Жак де Рандоль. Ну, вы опять смеетесь надо мной. Г-жа де Саллюс. Нет. Я сама хотела вполне серьезно поговорить с вами об этом и попросить у вас совета. Жак де Рандоль. Относительно вашего мужа? Г-жа де Саллюс ( Жак де Рандоль. Именно потому, что у него есть права, я и не ревную. Сердце женщины не признает никаких прав над собою. Г-жа де Саллюс. Милый мой, право — это нечто положительное, это документ на обладание. Обладанием можно пренебрегать, как это делает мой муж в течение последних двух лет, но им также можно и воспользоваться в любой момент, что ему с некоторого времени, по-видимому, хочется сделать. Жак де Рандоль. Вы хотите сказать, что ваш муж... Г-жа де Саллюс. Да. Жак де Рандоль. Это невозможно. Г-жа де Саллюс. Почему невозможно? Жак де Рандоль. Потому, что ваш муж... занят в другом месте. Г-жа де Саллюс. Как видно, он любит перемены. Жак де Рандоль. В самом деле, Мадлена, что же происходит? Г-жа де Саллюс. Вот как!.. Значит, вы начинаете ревновать к нему? Жак де Рандоль. Умоляю вас, скажите, смеетесь вы надо мной или говорите серьезно? Г-жа де Саллюс. Я говорю серьезно, очень серьезно. Жак де Рандоль. Что же тогда происходит? Г-жа де Саллюс. Вы знаете мое положение, но я никогда не рассказывала вам своей биографии. Она очень проста. Вот она в нескольких словах. Когда мне было девятнадцать лет, я вышла замуж за графа Жана де Саллюса, влюбившегося в меня после первой же встречи в Комической опере. Он уже знал папиного нотариуса. Первое время он был очень мил, да, очень мил! Право, я думаю, что он любил меня. Я тоже была с ним очень мила. Безусловно, ему не в чем было упрекнуть меня. Жак де Рандоль. Вы любили его? Г-жа де Саллюс. Боже мой! Не задавайте никогда таких вопросов! Жак де Рандоль. Значит, вы его любили! Г-жа де Саллюс. И да и нет. Если любила, то как дурочка. Но я никогда не говорила ему об этом, так как не умею проявлять своих чувств. Жак де Рандоль. Это правда. Г-жа де Саллюс. Да, возможно, что некоторое время я его любила, наивно, как застенчивая, робкая, неловкая, беспокойная молодая женщина, которой всегда не по себе от гадкой вещи, какой является любовь мужчины, от этой гадкой вещи, которая иногда бывает очень приятной! Его вы знаете. Это красавец, клубный красавец, худший вид красавца. У таких людей прочное чувство может быть только к девкам — вот единственно подходящие самки для этих клубных завсегдатаев, привыкших к распущенной болтовне и к развращенным ласкам. Чтобы привлечь и удержать их, нужны нагота и непристойность — слов и тела... Если только... если только мужчины действительно не способны долго любить одну и ту же женщину. В конце концов я скоро почувствовала, что муж начинает охладевать ко мне, что он целует меня... небрежно, что смотрит на меня... невнимательно, что ни ради меня, ни в моем присутствии он больше не стесняется в своих манерах, жестах, речах. Придя домой, он стремительно усаживался в кресло, тотчас брался за газету, по всякому поводу пожимал плечами и, если бывал недоволен, кричал: «А мне наплевать!» В один прекрасный день он зевнул и потянулся. В этот день я поняла, что он меня уже не любит; это было для меня большим горем, но я страдала больше оттого, что не сумела своим кокетством снова привлечь его к себе. Скоро я узнала, что у него была любовница, и притом светская женщина. Тогда мы после бурного объяснения стали жить как чужие. Жак де Рандоль. Как? После объяснения? Г-жа де Саллюс. Да. Жак де Рандоль. По поводу... его любовницы? Г-жа де Саллюс. И да и нет... Это очень трудно сказать... Он считал себя обязанным... наверное, для того, чтобы не возбуждать моих подозрений... притворяться время от времени... изредка... что у него... имеется известная нежность, весьма, впрочем, прохладная... к своей законной жене... у которой были права на эту нежность... Ну вот!.. Я дала ему понять, что он в будущем может воздержаться от этих дипломатических маневров. Жак де Рандоль. Как вы ему это сказали? Г-жа де Саллюс. Не помню. Жак де Рандоль. Это было, наверное, очень забавно. Г-жа де Саллюс. Нет... Сперва он был очень удивлен. Потом я произнесла заранее заученную, хорошо подготовленную фразу, приглашая его обращаться в другое место с его эпизодическими фантазиями. Он понял, вежливо поклонился мне и ушел... навсегда. Жак де Рандоль. И больше никогда не возвращался? Г-жа де Саллюс. Никогда. Жак де Рандоль. И он никогда не пытался заговорить с вами о своем чувстве? Г-жа де Саллюс. Нет... никогда. Жак де Рандоль. Вы об этом жалеете? Г-жа де Саллюс. Это меня мало трогало. Но меня трогало то, что у него были бесчисленные любовницы, которых он содержал и с которыми выезжал, афишируя свои связи. Сперва это меня раздражало, огорчало, унижало; потом я примирилась со своей участью, а потом, два года спустя... я сама завела себе любовника... вас, Жак... Жак де Рандоль ( Г-жа де Саллюс. Все это так грязно. Жак де Рандоль. Что — все? Г-жа де Саллюс. Вся жизнь... Мой муж... Его любовницы... я... и вы... Жак де Рандоль. Это больше, чем что-либо, доказывает, что вы меня не любите. Г-жа де Саллюс. Почему? Жак де Рандоль. Вы осмеливаетесь говорить о любви: «Это грязно!» Если бы вы любили, это было бы божественно! Влюбленная женщина сочла бы того, кто утверждает что-либо подобное, преступником и мерзавцем. Любовь — и грязь! Г-жа де Саллюс. Возможно. Все зависит от того, как смотреть на вещи: я вижу больше, чем надо. Жак де Рандоль. А именно? Г-жа де Саллюс. Я вижу слишком хорошо, слишком много, слишком ясно. Жак де Рандоль. Вы меня не любите. Г-жа де Саллюс. Если бы я вас не любила... немного... я ничем не могла бы оправдать того, что отдалась вам! Жак де Рандоль. Немного... Ровно столько, сколько нужно для вашего самооправдания. Г-жа де Саллюс. Я не оправдываю себя, я себя обвиняю. Жак де Рандоль. Значит, вы любили меня... немного... тогда... а теперь не любите... Г-жа де Саллюс. Не будем слишком много рассуждать. Жак де Рандоль. Вы только это и делаете. Г-жа де Саллюс. Нет. Я лишь оцениваю совершившиеся факты. Ведь правильно, трезво судить можно лишь о том, что прошло. Жак де Рандоль. И сожалеете? Г-жа де Саллюс. Может быть. Жак де Рандоль. Ну, а что будет завтра? Г-жа де Саллюс. Не знаю. Жак де Рандоль. Разве это пустяки, что вы имеете друга, преданного вам телом и душой? Г-жа де Саллюс. Преданного сегодня. Жак де Рандоль. И завтра. Г-жа де Саллюс. Да, и завтра, но не через год. Жак де Рандоль. Увидите... Так, значит, ваш муж?.. Г-жа де Саллюс. Вам это не дает покоя? Жак де Рандоль. Черт возьми! Г-жа де Саллюс. Мой муж снова влюблен в меня. Жак де Рандоль. Не может быть! Г-жа де Саллюс. Опять... Какой вы дерзкий! Почему же этого не может быть, милый мой? Жак де Рандоль. В женщину влюбляются до женитьбы, а в собственную жену не влюбляются вторично. Г-жа де Саллюс. Может быть, он тогда не был влюблен. Жак де Рандоль. Немыслимо, чтобы он, узнав вас, не полюбил, но на свой лад... грубо и ненадолго. Г-жа де Саллюс. Это не важно. Он начинает любить меня — впервые или снова. Жак де Рандоль. Право, я не понимаю. Расскажите. Г-жа де Саллюс. Но мне нечего рассказывать: он объясняется в любви, целует меня и угрожает мне своей... своей... властью. В конце концов меня это очень беспокоит, очень мучит. Жак де Рандоль. Мадлена... Вы меня терзаете. Г-жа де Саллюс. Вот как! А вы думаете, что я сама не страдаю от этого? Если я вам принадлежу, я уже перестала быть ему верной женой, но я не умею притворяться. Вы или он! Вы и он — никогда! Вот что в моих глазах является низостью, самой большой низостью согрешивших женщин: именно это деление себя и делает их гнусными. Можно упасть, потому что... потому что вдоль дороги бывают канавы и не всегда легко идти по прямому пути; но если упал — это еще не значит, что нужно вываляться в грязи. Жак де Рандоль ( Г-жа де Саллюс ( Жак де Рандоль. Наконец!.. Спасибо... Теперь скажите мне, с каких пор его одолевает этот... рецидив? Г-жа де Саллюс. Да уже... две или три недели. Жак де Рандоль. Не больше? Г-жа де Саллюс. Не больше. Жак де Рандоль. Ну, тогда ваш муж попросту... овдовел. Г-жа де Саллюс. Что вы говорите? Жак де Рандоль. Я говорю, что ваш муж свободен и старается занять вынужденный досуг, посвятив его собственной жене. Г-жа де Саллюс. А я говорю вам, что он влюблен в меня. Жак де Рандоль. Да... да... И да и нет... Он влюблен в вас... а также в другую... Скажите... ведь у него дурное расположение духа? Г-жа де Саллюс. О, отвратительное! Жак де Рандоль. Выходит, что человек в вас влюблен, и этот возврат нежности сопровождается невыносимым настроением... Ведь он невыносим, не правда ли? Г-жа де Саллюс. О да, невыносим! Жак де Рандоль. Если бы он был настойчив, но деликатен, у вас не было бы такого страха. Вы сказали бы себе: «У меня есть время», — а кроме того он внушал бы вам некоторую жалость, потому что всегда бывает жалко человека, который вас любит, даже если это ваш муж. Г-жа де Саллюс. Это верно. Жак де Рандоль. Что же, он раздражителен, озабочен, мрачен? Г-жа де Саллюс. Да... да. Жак де Рандоль. И резок с вами... чтобы не сказать груб? Он предъявляет права, а не обращается с просьбой? Г-жа де Саллюс. Это верно... Жак де Рандоль. Дорогая моя, в настоящий момент вы для него средство отвлечься. Г-жа де Саллюс. Да нет же... нет! Жак де Рандоль. Милый друг, последней любовницей вашего мужа была госпожа де Бардан, которую он бесцеремонно бросил два месяца назад, начав ухаживать за Сантелли. Г-жа де Саллюс. За певицей? Жак де Рандоль. Да. Это особа капризная, очень ловкая, очень хитрая, очень продажная, что за кулисами не редкость... правда, как и в свете... Г-жа де Саллюс. Поэтому-то он и ездит постоянно в Оперу! Жак де Рандоль ( Г-жа де Саллюс ( Жак де Рандоль. Сантелли сопротивляется и дурачит его. Вот он и предлагает вам часть нерастраченной любви, которой переполнено его сердце. Г-жа де Саллюс. Милый мой, вы бредите!.. Если бы он был влюблен в Сантелли, он не говорил бы о своей любви ко мне... Если бы он был без ума от этой дрянной актрисы, не стал бы он за мной ухаживать. Если его так сильно влечет к ней, не мог бы он одновременно желать меня. Жак де Рандоль. Ах, как вы плохо знаете иных мужчин! Когда человеку, вроде вашего мужа, какая-нибудь женщина отравит сердце любовным ядом — а в таких мужчинах он вызывает лишь грубое желание, — они становятся похожи на взбесившихся псов, если женщина ускользает от них или сопротивляется. Им надо любить хоть кого-нибудь. И вот они идут куда глаза глядят, словно сумасшедшие, словно одержимые, раскрыв объятия, вытянув губы — так пес разевает пасть и кусает кого попало и что попало. Сантелли спустила зверя с цепи, и вы можете попасться ему в зубы. Берегитесь! Вы думаете, это любовь? Нет! Если хотите — это бешенство. Г-жа де Саллюс. Вы становитесь к нему несправедливым. Ревность делает вас злым. Жак де Рандоль. Я не ошибаюсь, поверьте. Г-жа де Саллюс. Нет, ошибаетесь. Раньше муж пренебрегал мною, он покинул меня, наверное, находя, что я слишком наивна. Теперь он находит, что я стала лучше, и возвращается ко мне. Это очень просто. Но тем хуже для него, так как в его власти было сделать меня честной женщиной на всю жизнь. Жак де Рандоль. Мадлена! Г-жа де Саллюс. Что? Жак де Рандоль. Разве это значит перестать быть честной женщиной: ведь вас оттолкнул человек, взявший на себя обязанность заботиться о вашей жизни, о вашем счастье, о вашей любви и о ваших мечтах? Неужели вам, молодой, красивой и полной надежд, следовало обречь себя на вечное одиночество, на вечную безнадежность? Г-жа де Саллюс. Я уже сказала вам, что над некоторыми вещами не надо слишком задумываться. Муж. Будьте с ним полюбезнее. Он сейчас очень подозрителен. Жак де Рандоль ( Г-жа де Саллюс. Я говорила вам, что все это грязно. |
|
|