"Яков Липкович. Хлеб и камень (Рассказ) " - читать интересную книгу автора

обрадоваться оказанному мне доверию, всем своим видом выражаю нежелание
идти. При одной только мысли, что я могу встретить на углу обманутую мною
шестерку, меня охватывает малодушный страх. Я отчетливо представляю, что
ждет меня при встрече. Они будут мстить мне, изгаляться надо мной за каждый
несъеденный кусок хлеба. И кто знает, хватит ли у меня на этот раз терпения
противостоять их изощренным истязаниям!
Но может быть, Глисты и его приятелей нет на их излюбленном месте? Мало
ли куда они могут уйти - в лес, на реку, в кино, на военное кладбище, где
хоронят разбившихся летчиков? Я осторожно высовываюсь из калитки и одним
глазком смотрю на пригорок. Там, действительно, нет ни души. Я понимаю, что
риск - благородное дело, и, собравшись с духом, выхожу на улицу. Быстро
перебегаю дорогу. Теперь все решают секунды. Прижимая к груди чужое письмо,
я бегу по деревянным мосткам к четырехоконному дому Троцкого.
Есть еще, чего я побаиваюсь, кроме шестерки. Это огромная овчарка Вега,
готовая, кажется, разорвать каждого, кто сунется во двор Троцкого. Стоит
только переступить порог, как она уже несется к воротам, гремя цепью и
злобно скаля зубы.
Вот и калитка. Я слышу, как в глубине двора сердито завозилась Вега.
Я поднимаюсь на цыпочки, но до звонка мне все равно не дотянуться: по
меньшей мере не хватает полруки.
Тогда я взбираюсь на высокое крыльцо с никогда не отпираемой дверью и
негромко, чтобы не слишком злить пса, стучу в ближайшее окно.
Тотчас же предупредительным лаем отзывается Вега: дескать, я тут рядом,
не забывай!
Вскоре в приоткрытом окне появляется унылое морщинистое лицо Троцкого.
Увидев меня, он удивленно вскидывает свои кустистые седые брови.
- Тебе чего, мальчик?
- Вот, письмо вам, - протягиваю я.
- От кого? - он берет письмо и пробегает взглядом надпись на
конверте. - Как оно к тебе попало?
- Его бросили к нам в ящик!
- Подожди, - говорит он и скрывается в комнате. Я знаю, чем он меня
угостит. У него самая лучшая черная смородина в городе. Ею он одаривает
соседей и знакомых.
Так и есть. Мне он тоже выносит стакан черной смородины.
- Мальчик, это тебе, - говорит он и напоминает: - стакан вернешь...
- Верну...
Я поднимаю глаза и вдруг вижу сворачивающих на нашу улицу Глисту,
Ворону и их свиту. О том, чтобы убежать, нечего и думать: нас разделяют
всего несколько десятков шагов. Да и ноги от страха не очень слушаются.
- Глядите, Терпеливый! - кричит кто-то из пацанов.
- Окружай его! - восклицает Ворона.
Шестерка рассыпается и окружает меня по всем правилам военного
искусства: кто-то заходит справа, кто-то слева, а кто-то продолжает
наступать в центре. Все мои попытки вырваться из окружения ни к чему не
приводят. Меня опрокидывают, заводят назад руки. Лицом я давлю рассыпанные в
пыли ягоды. К щекам, к подбородку, ко лбу прилипают синие ошметки.
- Почему не принес хлеба? - слышу я над собой гнусавый голос Глисты.
- Потому что кончился! - кричу я, давясь пылью.
- А сам жрал! Смотри, какую морду наел! - держа за волосы, Глиста