"Дмитрий Липскеров. Сорок лет Чанчджое" - читать интересную книгу автора

карьерой, а вследствие этого поле никогда не засевалось злаками,
а зарастало всем, чем придется, ■ от клевера до небольших
деревьев, которые кто-то выдирал каждую весну, лишь только
спадали снега. Траву косили все, кому не лень, никто никого с
поля не гонял, не было никаких скандалов из-за дележа чужого, и
оттого вокруг царило благодушие и казалось, даже воздух напоен
добротой... Сейчас поле было тщательно выкошенным, слегка
пожелтевшим и готовящимся к зиме... Капитан Ренатов никогда не
пользовался оклимовскимп полем, потому что оно все же было
чужое, хоть и находилось под самым носом, да и скотины в
хозяйстве не было, молоко покупали на стороне, в небольших
количествах ■ к чаю, так что сено было ни к чему... Где-то там,
далеко, за полем, простирался дремучий Гуськовский лес, в
котором отставник никогда не бывал, даже в бинокль тот
рассматривался с трудом, какой-то темной, таинственной полосой.
Сам пригорок, на котором размещался отставник, был приятен тем,
что сплошь зарос лопухами и всякими цветами вразнобой. Пригорок
ничего не перекрывало ни слева, ни справа, а оттого солнечные
лучи согревали его всю долготу дня... По три раза за вторую
половину дня к забору ренатовского дома подходила полная
Евдокия Андреевна и, приложив пухлую ладошку ко рту, звала
вниз:

■ Семен Ильич! Не желаешь ли чего?.. Не замерз ли? Может, плед
принести?..

От голоса жены, скатывающегося бубенчиком вниз, от заботливости
супруги в Семене Ильиче неизменно всплескивалось ощущение
счастья, тихого и навсегда. Ренатов снимал с ветки бинокль и
долго смотрел в окуляры на свою спутницу с умилением. Он слегка
покачивал головой, как бы говоря, что он в порядке, ничего ему
не нужно, совсем не замерз, но внимание Евдокии Андреевны ему
приятно и приятно смотреть через линзы на ее полные колени и
юбку, прилипшую к ним... Евдокия Андреевна тоже некоторое время
разглядывала мужа, точно зная, что он видит ее, двадцатикратно
приблизив. Ей тоже было радостно оттого, что ее фигура до сих
пор волнует Семена Ильича, и, всякий раз выходя к забору, она
позволяла себе некоторые вольности в одежде ■ то юбку подоткнет
выше, чем обычно, то рубашку наденет с глубоким вырезом, из
которого выпирают ее хлебные груди.

■ Ну что ж, не замерз, так и хорошо! ■ говорила напоследок
Евдокия Андреевна и, улыбнувшись, уходила в дом, оставляя мужа
с упрочившимся чувством умиления.

Ах, надо бы с Дусей рыбу половить завтра, думал Ренатов,
оглядывая белые стены своего дома, еще совсем крепкого,
вросшего в землю на столетия. И представил себе, как на заре
они с женой спускаются к реке. В руках у него бредень с
крупными грузилами, чтобы по дну волокся, а Евдокия Андреевна