"Дмитрий Липскеров. Последний сон разума (роман)" - читать интересную книгу автора

какую-нибудь другую рыбу и уплыла в самую глубину моря.
- Айза-а-а!!!
На подростка смотрели с состраданием, пока перламутровая волна на исходе
седьмого дня поисков не вынесла на берег сатиновые штаны, принадлежавшие
девушке, - их признал ее отец.
С расплющенным в драках носом, над которым страдали глаза-щелочки, с
могучей шеей, по которой сновал вверх-вниз кадык, родитель стоял, широко
расставив ноги, и держал штаны дочери так, словно на его кузнечных руках
лежало тело самой Айзы. Вокруг печалились родственники, и все остальные
жители утирали мокрые от слез щеки.
- Ай-за-а-а-а-а! - закричал Илья в последний раз, и так надрывен был этот
крик, что голос подростка треснул на самой вершине и сорвался в неутешных
рыданиях.
И тут произошло неожиданное. Отец Айзы сделал шаг вперед, из глаз его
ушла печаль, оставив место злобе. Он передал вещь Айзы кому-то из женщин,
шагнул еще раз и, протянув руку с указующим на Илью перстом, сказал:
- Он ее убил!
В народе ахнули.
- Он ее убил! - твердо повторил отец девушки. - Он ее изнасиловал!
- Совсем от горя обезумел, - проговорил кто-то из толпы.
- Если бы она сама утонула, то кто тогда снял с нее штаны? - вопрошал
родитель, медленно приближаясь к Илье, который совершенно не понимал, что
происходит. - Она накрепко подвязывала их ремешком! Они не могли сами!..
- И правда, - подтвердил кто-то в толпе. - Не морской же черт их
стащил...
- Он преследовал ее по пятам! - добавила какая-то женщина с большими
руками. - Прохода не давал!
- Он убил мою девочку! - с надрывом сказал отец. - Мою единственную
девочку!
- Убийца! - прошипел старик с худой бороденкой и затряс ею, словно
козлиной.
- Насильник! - донеслось с другой стороны.
- Да не мог он, - вступился отец Ильи, но его голоса никто не слышал, так
как бацилла всеобщей уверенности уже заразила человеческое стадо, которое
заволновалось в предчувствии самосуда, а кто-то из мужиков уже стал
оттеснять отца Ильи из круга, в центре которого оказался одиночкой его сын,
белый лицом, будто известкой натерся. Он еще не понимал, что его ожидает, а
потому повторял тихонечко:
- Айза... Она превратилась в дельфина...
И тут кузнец ударил его кулаком в лицо. Толпа отшатнулась и вздрогнула,
когда на стоящих ближе всех, на их лица и плечи, прыснула свежая кровь. Но
никто не произнес слова единого, и, казалось, время растянулось, и если бы
Илья, оглушенный ударом, мог видеть, то, вероятно, проследил бы второй удар
кузнеца, полет его огромного, словно кузнечный молот, кулака, который на
этот раз попал подростку в рот, круша единым боем все зубы, разрывая
обветренные губы, сотрясая мозг.
И только отец Ильи верещал что-то, все пытался пробраться в круг, на
котором убивали его единственного сына. Но молчаливая толпа сдерживала
родственный напор и смотрела во все глаза, как кузнец топчет ногами грудь
рухнувшего от удара в голову татарчонка, и со страшным упоением слушала, как