"Дмитрий Липскеров. Осени не будет никогда" - читать интересную книгу автора

"не надо", как Хренин уже повел отсчет.
Душко работал, а генерал и вовсе не скрывал слез, глядя на порхающего
вверх-вниз солдата, на струи пота, стекающие по загривку, на широчайшие
мышцы спины, похожие на крылья ангела... Гостя совсем развезло на
сентиментальность, в поэзию толкнуло!..
- Сорок девять... - вещал Хренин.
На второй сотне полковник тоже погрузился в думы о мирском, лишь глаза
умильными законсервировал. Грозный думал о Валентине Сергеевиче, и не
сволочью его называл про себя, а сукой! Душу Грозного грызли как социальная
несправедливость, так и высшая. Начинал он, действительно, рядовым
Крышкиным, но на сверхурочной сменил фамилию, дабы благозвучной была. Пахал
так до лейтенанта, как таким, как Валентин Сергеевич, и не снилось! У него,
у суки, с тридцатого года дача в Подмосковье, военное училище с отличием,
Академия - добро пожаловать, а ему, Грозному, за Академию сто тысяч зеленых
отвалить пришлось, это, конечно, с выпускными экзаменами. Еще полста, чтобы
звезду скорее подогнали генеральскую, а уж после эти кретины, Грозный
мельком оглядел полк, вытянувшийся на плацу, уж после они мне дачку такую
построят!.. Жаль, папаня-комиссар не увидит! Во Владимире, в доме для
престарелых, не встает уже... Эх, папаня, ничем ты не помог в жизни своему
сыну, и вот тебе высшая справедливость - подыхай в собственном дерьме,
камрад, за собственную честность, пылкость сердца и бессребреничество!..
- Девяносто восемь! - заорал весь полк. - Девяносто девять! -
пронеслось эхо над близлежащими деревнями. - Сто-о-о!!!
Душко продолжал висеть на перекладине, не разжимая рук.
- Еще сотню? - предложил Грозный.
- Может?!! - восхитился Валентин Сергеевич, весь облитый слезами, но
тотчас приказал отчетливо: - Отставить!
- Отставить! - повторил полковник Грозный.
- Отставить! - заверещал майор.
Душко расцепил пальцы и спокойно спрыгнул на землю. Он не потирал рук,
дабы привести кровообращение в норму, не кряхтел, а просто встал по стойке
смирно и преданно смотрел в самое лицо генерала. Конечно же, он третью сотню
не потянул бы, от силы еще раз двадцать, но никто никогда и не просил такого
подвига, хотя все генералы, перебывавшие на этом зрелище, оставались
уверенными, что Душко может и полтыщи!
Генерал Валентин Сергеевич сомлел окончательно. Он подошел к Душко,
обнял его, ощутил ядреный запах солдатского пота, высокопарно подумал -
пусть эту трудовую влагу впитает шинель моя, - и сказал:
- Молодец, сынок!
Затем генерал, стараясь чеканить шаг, отдавая честь, прошел перед
полком, остановился по центру строя и произнес:
- Солдатушки!.. Ребятушки!..
У него в голове промчались кадры из старых фильмов о Кутузове и
Суворове, чувства обуревали его, такие же высокие, как и у великих
полководцев, и Валентин Сергеевич продолжил:
- Поклон вам низкий за службу таковую, верную! - Снял с головы каракуль
с кокардой и поклонился в пояс.
Полк тоже хотел было поклониться, но цыкнул майор, и солдаты прокричали
по уставу:
- Служим России!